я с товарищем входил в мужское отделение бани, они уже мылись, что было хорошо слышно по плеску воды, доносившемуся из-за перегородки. Мужское отделение было уже пусто. Наскоро помывшись, мужчины влезали в свои широкие шаровары и, надев не по размеру большие куртки, уходили домой. Покрой такой мужской одежды для грузчиков был определён ещё в давние времена и носил скрытый, но понятный всем, смысл. В широких одеждах можно было легко спрятать что-либо нужное или ценное, в основном продукты.
Отсутствие мужчин в бане нас не тревожило, даже наоборот – очень радовало, так как предоставлялась возможность пошалить – поплескаться водой, развалиться на банной скамье, т.е. почувствовать себя легко и свободно, но не только это влекло нас в баню, был ещё один интерес, при мысли от которого сладостно щемило сердце. В баню нас влекли маленькие дырочки в перегородке. Эти дырочки приоткрывали нам потустороннюю тайну, манили к себе и кружили наши головы. Эти дырочки распахивали завесу девичьих тайн и позволяли созерцательно познавать их. Сквозь эти дырочки мы с замиранием сердца смотрели на обнажённых девчонок, мывшихся вместе с матерями, и любопытным взглядом изучали все извилины их молочных тел. Ох, как были загадочны эти извилинки, впадинки и бугорки, как прекрасны были девичьи формы, как белы были их тела! Прильнув к дырочкам в перегородке, просверленным неведомо кем, мы долго смотрели на девчонок, а затем уже по пути домой делились впечатлениями. Тела женщин мы не обсуждали, мы просто на них не смотрели, преждевременно увядшие формы тридцати пяти – сорокалетних женщин были нам не интересны.
(«Ну, дед! Ну, хулиган! Ай-я-яй!» – скажешь ты потомок, и будешь не прав. Не дед я был, а ребёнок. Я познавал мир в сравнении, в котором не только я – мальчик, но и девочки. Это естественно, и ничего зазорного в том не было).
Протянувшаяся узким серпом по левому берегу реки Барнаулки, улица Приречная была рассечена на две неравные части широким полотном – улицей М. Горького. Это полотно на своём излёте упиралось в древний деревянный скрипучий мост. Сейчас того моста уже нет, его место занял другой – железобетонный, а, казалось бы, совсем недавно на месте нового моста стоял трясущийся под дождями и стонущий под холодными ветрами мост Демидовских времён. Старики говорили, что тот древний мост якобы был бесовский. Правда то или нет, было то при Демидове или при царе горохе, дело не в этом, а в том, что он из моего детства. Тот деревянный мост был не только достопримечательностью всей нашей округи, он был притягательной силой для нас – ребятни и играл важную роль в жизни Барнаула. Летом, когда бурное весеннее течение реки стихало, когда паводок уходил прочь, пацанва сидела под его тенью и ловила на удочки чебаков и пескарей, а в это время взрослые парни и молодые мужчины сетчатыми черпаками, подобными огромному подсаку, выуживали из реки крупных щук.
В жизни Барнаула мост