не убедит искренне верующих в коммунизм.
Однако Станислав понимал, что такое большое количество людей, вся эта масса, уничтожаемая системой, не могла быть на подряд террористами, шпионами и вредителями. Он только осознавал, что губилось невиновное большинство. Богатырёв догадывался, что репрессии происходили не только в 1937—1939 годах. Они являлись постоянными и шли всё время с момента установления советской власти!
Но пусть эти люди действительно бы были ярыми и активными противниками данного государства. Что же это за такая кошмарная система, которую хочет свергнуть такое большое количество народа? Каким надо быть параноиком и душевным уродом, чтобы постоянно искать заговоры и сговоры?
Многих репрессированных Станислав знал лично. Он прекрасно знал характеры тех людей, которых увозили чёрные «воронки». Невозможно ему было представить, как тот или иной человек закладывает бомбу под кресло председателю колхоза или нарочно портит рельсы на пути крупного товарного состава. И стало совсем грустно, когда одноклассника Богатырёва арестовали лишь за то, что тот случайно, споткнувшись, вылил суп из тарелки на портрет Сталина.
Станислав ошибочно полагал, как и многие другие люди, наблюдавшие за зверствами системы, но не попавшие в её жернова, что он и дорогие ему люди избегут мучений и страданий, исходящих из гулаговской пропасти. К сожалению, он вогнал себя в наивную иллюзию, считая, что этот страшный мир существует не в его, а в другой реальности, и никогда эти две вселенные не соприкоснутся. Как же жестоко ошибался солдат!
Ефрейтор поглядел на «врагов народа». Он насчитал где-то человек тридцать. Все были запачканные, потрёпанные, злые, уставшие. Одни топтались на месте, другие сидели прямо на голой земле, копаясь в нехитрых пожитках. Много оказалось как старых, так и молодых. Некоторые уныло, без интереса уставились на пришедшего солдата. Поразительно: шла война, а у системы нашлось время заниматься «охотой на ведьм». Впрочем, она будет делать это и после окончания Великой Отечественной.
– Убирайтесь отсюда, молодой человек, пока вас не захапали вместе с нами! – яро прошептала худая, но бойкая старушка. – Идите, защищайте родину! Не то умрёте в лагерях, муж мой уже умер.
Станислав прошёл еще дальше. Арестанты разговаривали между собой очень тихо, чтобы, не дай бог, не услышали конвоиры.
– Ночью меня забрали, как и соседа, – грозно шипел безбородый старик, почёсывая расцарапанный подбородок. – Кто сдал – понятия не имею. Что же за сволочные люди у нас живут?
– Та це ще нічого! Мене чомусь вдарили по голові. І пхнули в їх автобус. Сказали, що я бандерівець. Баста! – жаловался молодой украинец. – Але ж так добре жили, поки більшовики не прийшли.
Как невидимый наблюдатель, Богатырёв продолжал свой путь мимо колючей ограды. «Сколько разного народа! – только и мог подумать он. – Сколько жизней, сколько судеб».
– Не понимаю: