что происходит, в его мутных глазах промелькнул шальной огонёк.
– Стёп, ты чо это удумал?
Степан не отвечал. Степан ел.
"Не уж то у меня белая горячка? – вяло мыслил мужик. – Чего тут чудится! Разве может такое быть?.. Или же она с ним случилась?.. Горячка эта бьёт ему в бошку!"
Мужик надумал убедиться, что ему всё это не видится с пьяного дуру.
Он осторожно приблизился к Стёпе. Попробовал поднять ногу, чтобы пхнуть того, но стал терять равновесие – и был вынужден отказаться от затеянного метода.
Тогда мужик огляделся. Увидел здоровенную жердину, прислонённую к бревенчатой стене сарая. Он подобрал, заграбастал, облапил её. Пошатываясь, вернулся к Степану и аккуратно, всё ещё не веря глазам, побаиваясь за свою повредившуюся мозгами голову, ткнул дубиной в ляжку друга.
– Р-ррррр-ры… – повернулось с рычанием и оскалилось на мужика перепачканное лицо Степана.
– Ух-ты, дрянь моржова! – изумился мужик.
Степан смотрел недобро – с ненавистью… и отодвинулся так, чтобы быть боком к объявившемуся сопернику – тот, по-видимому, хотел отобрать у Степана дурманяще пахнущую кость, чтобы полакомиться самому.
Степан косил одним глазом на недавнего собутыльника, а другим следил за костью, чтобы зубы, губы и язык безошибочно находили самые сладкие вкусности.
– Ррррр-ры… ав! – он щёлкнул зубами.
– Ща, – сказал мужик. – Щас я тебя от напасти излечу! – уверил он. – Погоди чуток. Только примерюсь. Изгоню ща беса, не боись. Ща. Ща. Чуток. – Мужик всё никак не мог поудобнее встать, найти верную опору для непослушных ног, да и жердина не хотела держаться у него в руках – выворачивалась она под своей тяжестью, норовя упасть на землю. – Ща… ща…
Наконец мужик встал твёрдо. Он изловчился и, цепко ухватив толстенную жердь, поднял её над своей головой, а потом разом опустил на хребет Степана.
– Аааааааа… уууууу… я ж-твою-юююю-ууууу… ааааааа… – заныл, застенал Стёпа, опрокидываясь наземь и суча ногами. – Ах ты, волчий сын! Да я тебя п-пор-рррр-ву-ууу… уууу… – Степан корчился на земле.
– Что, собачка, ещё воешь? – покачиваясь, спросил мужик. Он приободрился и стал примериваться к новому удару. – Щас… м-мигом у-у-угомоню, во!
Чтобы мужику, оказавшемуся плохим товарищем, навалять хороших тумаков, Степан кое-как встал на четвереньки, – и всё хотел да никак не мог подобрать под себя правую ногу, дабы, опершись на неё, подняться. Он делал попытку за попыткой, и всё обрушивался на колени и на руки.
– Гад, гад, гад… ух, я тебя… погоди, гад, – ругался и приговаривал Степан.
Тут из-за дома вышла его баба, влекомая шумом.
– Что здесь… – начала она и осеклась, потому что мужик изготовился к очередному удару.
Который он тотчас исполнил.
В этот раз здоровенная палка легла вдоль всей спины Стёпы, и задела затылок.
Степан шмякнулся на землю словно мешок с горохом, плашмя – распластался с коротким шумным выдохом, и затих. Только пыль, поднятая его телом, лениво