это не то, что сейчас заставляет меня дышать, думать и двигаться, потому что решение вызрело еще пару минут назад, когда я подумал о Саше. Отбросив, откинув, раздавив в самом зародыше мысли о своем лучшем друге, который сейчас в больнице и который – я знаю – на моем месте поступил бы точно так же, хватаю телефон и набираю главному.
– Здравствуйте, я могу зайти? Это срочно, – без предисловий начинаю я.
– Сечин, ты совсем чокнулся? – со странной смесью восхищения и ужаса на лице спрашивает Михайловна, видимо, сообразив, что у меня на уме. – Опомнись, ты же не детский врач!
– Ну, заходи, – говорит в трубке главный, удивленным моим тоном.
– Спасибо, уже иду.
Кладу телефон и поворачиваюсь к женщине:
– Я исследование по Кириллову проводил, понимаешь? Другой хирург не успеет быстро в курс дела войти. Все, готовь бригаду на завтра.
Пока «свой парень» изумленно моргает и таращится на меня, выгребаю из стола пачку распечаток, быстрым шагом выхожу из ординаторской. Не дожидаясь лифта, поднимаюсь по лестнице вверх, и вот я у его кабинета. Стучу в дверь на глазах у удивленной секретарши, мимо которой я проскочил, даже не поздоровавшись.
– Арсен Павлович! – разгневанно напоминает она.
– Заходи, – отзывается главный. – Садись. Что за срочность, как на пожаре?
Далее следуют мои пояснения плюс краткий экскурс в историю Данилы Кириллова – и священный, праведный гнев главного.
– Какого хрена ты в это влез, у нас что, специалистов помимо тебя нет? – разъяренно рычит он, стягивая с носа очки и с размаху бросая их в кипу бумаг, которая от этого веера рассыпается на столе. – Вылететь из «Бакулевского» захотел? Ладно, я тебе это устрою! Я…
– Я из детдома.
– Что? – на полуслове осекается главный. – Не понял. – Он ошарашенно глядит на меня и моргает большими, внезапно ставшими беззащитными глазами.
– Я из детдома, – повторяю я. – Меня усыновили. У Сечиных был сын, его звали Арсений, он умер в возрасте четырех лет. Отец не сумел его спасти. И Сечины взяли меня, потому что внешне я был похож на него. Теперь понимаете, почему я в это влез?
– Та-ак, – глубокомысленно тянет главный и трет нижнюю часть лица собранной в горсть ладонью. Прищуривается: – Подробности будут?
– Нет.
А что рассказывать? Что я просто не смог пройти мимо? Ведь Сашка действительно была ни причем. Это целиком и полностью был мой выбор.
– Понятно. И кто еще знает об этом? – главный берет очки.
– Семья Литвина. Вероника. А теперь и вы.
– Еще лучше, – главный прикусывает дужку очков. – Ну, ну. Ладно, так что ты, говоришь, с мальчиком?
– Дефект межжелудочковой перегородки, стеноз легочной артерии, декстрапозиция аорты, гипертрофия правого желудочка, – начинаю сыпать медицинскими терминами, которые подробно объясняют специалисту картину заболевания.
– Диагноз?
– Чей, Литвина?
– А я