снисходительной попыткой составить мнение о совместной жизни Крисницкого и Тони. И в то же время она будто посмеивалась и над собой. Временами, когда Михаил не мог видеть этого, в глазах ее мелькало жалостливое выражение.
– Маша, – укоризненно начал Крисницкий, надеясь, что она не хотела обидеть его, а еще менее Тоню.
– Да, ты прав, – ответила она скорее его тону, чем ему самому, – я сегодня несносна. Не знаю, что случилось. Возможно, реальность нас меняет больше, чем можно думать. Но…
– Что? – выдохнул Крисницкий, с опаской покосившись на Марианну, выпрямлено шагающую рядом. Она старалась умерить шаг, чтобы позже добраться до людей, навсегда разлучивших ее с Михаилом.
– У тебя даже не хватило смелости открыто сказать, что у вас все наладилось, – бесцветно произнесла Марианна, благополучно ломая линию беседы. – Ты мог бы написать. Иначе получается, что я навязываюсь тебе.
И, осознав, как ранена ее гордость, Марианна испытала раздражение, оказавшееся сильнее боли. Он не стал возражать, поскольку прекрасно знал, что правда не на его стороне. Михаилу досадно стало, что она настолько хорошо понимает его.
– А что я мог сказать? Что занят с Тоней? Она просила побыть с ней, и…
– Что ты влюбился в собственную жену. Не оправдывайся, Мишель. Это выглядит заученно. Комедия и трагедия – выверты, характеризующие жизнь однобоко.
Поняв, что в самом деле испытывает что-то вроде стыда за вспыхнувшую страсть к Тоне, Крисницкий снова нахмурился. Ведь Марианна была до нее, и имеет на это чувство большее право.
Видя, как его неукротимую мужественность мыслящего и страдающего от этой способности человека исказила гримаса боли, Марианна раскаялась. Она так восхищалась его морщинками возле глаз, внимательным, словно пронизывающим насквозь взглядом, родинками на шее. И все это придется теперь уступить.
– Я лишь… – оборонил он с растерянностью человека, которому нечего добавить и который чувствует себя в связи с этим глупо.
– Пользуешься тем, что и так тебе принадлежит. Не удивительно, что Тоня поддалась твоему шарму. Сложно быть твоей женой и не польститься… Да и не только женой.
– Маша… – укоризненно протянул Крисницкий, слегка улыбаясь и наклоняя голову. Ему и льстили ее слова, и одновременно вызывали тягостное чувство.
– Ты, конечно, эгоист, как все неглупые люди, но не до такой степени, чтобы причинить ей боль, – неожиданно резко бросила Веденина, поправляя вуаль, задранную на головной убор еще до выхода в сад. – Так что придется тебе молчать. Хотя ты, верно, и не слишком терзаешься угрызениями совести… Нет, я не ревную больше, Мишель, уверяю тебя. Искренне поздравляю. Наша связь все равно только тянула из нас жилы. Мне жаль только, что я вот так узнаю обо всем.
– Прости, Маша. Только ты знаешь, как я тебя любил.
– Но все проходит, да? – весело подытожила Марианна, пытаясь спрятать шатающиеся из стороны в сторону глаза.
Взгляд остановился на Тоне, отдавшей