я взошла на твое ложе невинной девицей. В чем ты меня сейчас заподозрил? Я люблю тебя одного, каждой частичкой своей души! Может быть, тебе приснился дурной сон?
По мере того как я говорила, его глаза теплели, лицо оттаивало. Улыбнувшись, Гай привлек меня к себе и зарылся лицом в мои волосы:
– Да, любимая, ты права! Это было дурным наваждением. Прости! Как же отрадно слышать твои слова о любви! Скажи еще, скажи!..
Он вновь принялся целовать меня, и я растаяла в его объятиях. Он прикасался ко мне с таким благоговейным трепетом, что на мои глаза наворачивались слезы. Гай так исполнял супружеские обязанности, словно одновременно возносил молитвы в мою честь. Описать это словами попросту невозможно…
Он снова подарил мне неописуемое наслаждение, и больше я не боялась оскорбить его стонами и криками. Он и сам стонал и глухо вскрикивал, изливая в меня семя, а потом благодарил жаркими поцелуями. Когда же Гай уснул, он не только не выпустил меня из объятий, но и заставил обнимать его, крепко прижав к своей груди. Я уснула совершенно счастливой, уверившейся в его любви, еще не зная, что этой волшебной, незабываемой ночью мы зачали нашего сына.
Утром я проснулась от того, что меня громко позвали по имени. Открыв глаза, я увидела, как Гай смотрит на меня с таким изумлением, словно минувшей ночи не было вовсе.
– Беа? Почему ты здесь, да еще совершенно голая?
– Ты сам вчера попросил меня раздеться донага, – ответила я, не понимая, чем вызвано его неудовольствие.
– Ты была со мной всю ночь? – продолжал допытываться Гай, и мне показалось, что он вообще ничего не помнит.
Не зная, что сказать, я молча кивнула. Он перевел взгляд на кресло и поднял бровь.
– Что это за трава там лежит?
– Имбирные стебли, – ответила я, догадавшись, о какой траве он спрашивает. – Я хотела поставить их в воду у себя в спальне. От них исходит очень приятный запах. Убедись сам!
Дотянувшись до стеблей, я хотела поднести их к лицу Гая, но он резко отвернулся.
– Не надо. Убери их от меня, и как можно дальше. И оденься, наконец! Я тебе еще в Лондоне говорил, что благородная леди не спит нагишом!
От его резкого голоса, в котором звучало непритворное возмущение, в моей голове все перепуталось. Гай стал таким, каким я всегда его знала, но ведь ночью все было иначе! Наблюдая, как я одеваюсь и заплетаю косу, он вдруг спросил:
– Беа, мне показалось или ты действительно ночью стонала и даже кричала, когда мы выполняли супружеский долг? Почему ты забыла, как должно себя вести?
Я вздрогнула от его голоса как от удара, и едва не расплакалась.
– Ты сам просил, чтобы я вела себя именно так, почему же сердишься на меня теперь?
– Сам просил? – Гай усмехнулся с непонятной горечью. – В таком случае я не сержусь на тебя. Но впредь не смей уподобляться девке.
– Даже если ты…
– Я больше тебя об этом не попрошу, – резко оборвал он. – На меня, верно, дурным образом подействовал маковый настой. Ступай, Беа! Займись делами и забери, наконец,