определенный тип социолекта.
Разнообразие является одним из основополагающих моментов существования культуры. Оно проявляется во многих сферах, формах и способах ее существования, в том числе и в языке. В литературно-художественной форме (а потому яркой и убедительной) это выразил М.Павич во фрагменте «13 кухонных языков» своего знаменитого произведения «Звездная мантия». Основываясь на библейской притче о смешении языков как кары господней за гордыню, выразившейся в попытке строительства Вавилонской башни, М.Павич утверждает: для поиска утраченной истины, для раскрытия подлинного значения человеческой мысли, которая «не бывает прямолинейной», ее надо перевести на тринадцать разных языков, и «тогда в междузначии рождается истина. Истина, следовательно, содержится не в языке, а в междусмыслии разных переводов одного и того же текста»[20].
Как уже отмечалось, отличается не только один язык от другого: в каждом языке внутри него самого существуют различия: «Лингвистам, конечно, известно, что любой национальный язык (например, французский) имеет некоторое количество разновидностей, однако среди этих разновидностей изучались лишь географические (местные диалекты и говоры), а не социальные; социальное же расслоение языка (выделено авт.) хотя в принципе и признается, но на практике приуменьшается, сводится к различию «манер» выражения (арго, жаргоны, смешанные языки). Считается к тому же, что язык вновь обретает свое единство на уровне говорящего, у которого есть свой собственный язык, индивидуальная речевая константа, именуемая идиолектом; всякие же разновидности языка воспринимаются как его промежуточные, неустойчивые, «забавные» состояния, как какие-то экзотические причуды его социального бытования. Такие воззрения берут начало в XIX в. и вполне отвечают определенной идеологии (ей не был чужд и сам Соссюр), противопоставляющей общество (естественный язык и его систему) и индивида (идиолект, стиль)…»[21].
Однако разделение языков на социолекты унифицируется под влиянием национального языка и с помощью массовой культуры – не только потому, что она формирует однородные, гомогенные объекты в результате своего воздействия, но также потому, что эти объекты она превращает в потребителей, для которых, пользуясь терминологией Р.Барта, характерен язык «слушания», а не «язык желания», деятельность пассивного восприятия, а не творческая сопричастность. Именно язык «слушания» все более и более становится привычным, проникая в процессы товарного обмена, в социальные ритуалы, в формы досуга и т. п. Эту мысль можно применить и к анализу массовой культуры, и к анализу антропокультурных типов человека.
Действительно, массовая культура, при всей ее самовоспроизводимости, все же кем-то создается, и ее творцы проецируют на общество свое понимание того, каким оно является и каким должно быть. Каждый отдельный «творец» массовой культуры является лишь конкретным, персональным