А также… невозможность участвовать в происходящем. Именно данное качество свидетельствует
о том, что под личиной скуки скрывается глубокая социальная рана»
(Карин Юханнисон, «История меланхолии»)
Ожидания – очень плохая вещь.
Вещь болезненная, тягучая, способная разрушить эту самую жизнь ко всем чертям. Я всегда старалась не ждать ничего и ни от кого. Сразу или идти и брать всё, что мне надо, или – выкидывать все начисто из головы.
Выкидывать из головы – в тех случаях, когда всё зависит ни от нас. Принимать факт того, что или же всё случится: и можно будет хладнокровно этим распорядится, или же – не случится, ввиду чего и незачем тратить на это лишние мысли.
Звонка от того мужчины я ждала уверенно; я была убеждена, что он позвонит тотчас же, как мы расстались, ну разве что часом-двумя позже, однако он так и не позвонил.
Не позвонил ни в этот вечер, ни на следующий; видимо, номер он взял только для того, чтобы вызвать у меня последующую досаду.
Ввиду чего досадовать я не стала – конечной цели в виде его любви у меня небыло, так что для него же было лучше ограничиться одним невнятным объятием в грязи на берегу.
Так или иначе – кроме новых эмоций – результат нашего общения был: тем же вечером, когда я пришла домой – я села за мольберт.
Села и за ночь – находясь в каком-то полутрансовом состоянии – нарисовала новую картину: женщину, которая обнимала сама себя длинными-длинными руками.
Обнимала таким образом, что её руки многократно окутывали её торс как щупальца осьминога и тем самым собирали воедино ее личность, которая иначе бы могла расползтись на несколько частей.
И тогда бы её не стало.
Её ярко-синие губы улыбались, желтые волосы взметались вверх – и на конце каждой пряди виднелся держащийся за неё маленький-маленький мужчина.
…я давно не испытывала такого удовольствия от работы – когда я закончила и смотрела на результат, я не только не ощутила усталости или желания прилечь, но и тотчас же захотела сесть за новую работу.
Что я и сделала – слегка прорисовала на новом холсте силуэт мужчины, который был одет в наряд арлекина, но плакал.
В руках он держал осколки зеркала, в которых отражалась его возлюбленная.
Лицо мужчины выражало боль, однако при взгляде на этот пока ещё набросок – почему-то настигало умиротворение и покой.
Я встала и прошлась по квартире, разминая мышцы ног и рук – и наткнулась у двери на такой же сложенный листок, как и вчера. На этот раз внутри него стоял большой знак вопроса, который полностью отражал собой мои ощущения. Я посмотрела него пару мгновений – и выбросила его в мусорное ведро.
Хотела было вернуться к мольберту – но в дверь постучали. В глазке показался Виктор – чему я ни сколько не удивилась: вчера он проводил меня до самой двери квартиры и, наверное, запомнил адрес. Когда я открыла дверь, он пробежал внутрь квартиры и буквально ворвался в мою комнату. Ворвался и закружился в ней, явно переполненный