в котором и без почерка узнавался забияка, широко улыбался. Его синяк уплывал от переносицы к виску. А сам он щедро поведывал о себе:
– Я-то чё? Пусть сами не лезут! Сманили меня к «камнерезке», а сами не стали яшму брать! А сторож поймал! Тут они на меня!.. Будто я подбил камни собирать… А сторож… А я…
Выдержи паузу подольше – и услышишь все подробности и о друзьях забияки, и о «дворце», который он собрался ставить из шлифованных осколков яшмы, и о противном стороже, помешавшем «проекту века». Но паузы уже не получались долгими. Слишком многие хотели черкнуть в моём блокноте: «Я верю в графологию…».
– Гласные вверху открыты, – импровизировал я. – Не очень приятная деталь. Свидетельство неискренности. Бывает?
– Бывает, – тупила голову девочка с ослепительно красными ноготками.
– А ты уложил все буквы влево. Большой, видно, оригинал!
Шутливая окраска разговора между тем с каждой минутой испарялась – не эфирные ли масла? Ребята, поверив в мою проницательность, становились всё откровеннее, подходили в своих излияниях к пределу искренности. Это стало меня тревожить: кто я такой, чтобы исповедовать детей?! Потому поспешил:
– А если серьёзно, графология частенько построена на шарлатанстве. Как цыганка гадает не столько по руке, сколько по реакции человека на её слова, так и графолог… Хотя и дураку ясно: между характером и почерком есть зависимость. Только выяснить эту зависимость, все её тонкости – дело будущего.
Ребята разочарованно молчали. И вот тут вмешался Юрик.
– А зачем выяснять? – спросил он взволнованно. – Телевизором, например, пользуются все, а какие там тонкости внутри – мало кто знает.
Юра подошёл к костру. Стал сушить мокрую штанину, натянув её руками. Лицо окутал белый пар. Больше он не вымолвил ни слова. А на следующий день отправился в библиотеку. Я даже не подозревал, что это как-то связано с графологией. Оказалось связано, да ещё как!..
Юра искал на библиотечных полках книгу о Суворове. Причем не любую, а с суворовскими автографами, с репродукцией его писем ли, рукописи, просто подписи… Он задумал очень важный для себя эксперимент. Решил сделать похожими на почерк полководца свои неустойчивые каракули!
Если почерк зависит от характера, размышлял Юрка, значит, и характер зависит от почерка. Приучи себя писать, как Юрий Никулин, – и вот ты уже не просто четвероклассник Юрка, а клоун. Анекдоты так и слетают с языка. Каждое движение вызывает чей-то смех. Полная раскованность, остроумие, находчивость! А если научиться копировать летящий почерк Пушкина? Не подтолкнёт ли меняющийся на глазах характер, свободолюбивый и гордый, к перу и бумаге? А если писать контрольные работы почерком Миклухо-Маклая? И делать домашнее задание, выводя буквы, будто Юрий Гагарин?
Юрка рассказал о своём открытии, сбиваясь и глотая слова. Но суть была ясна. Перспективы открывались величественные. Мне уже виделись школы, где первоклашки