падает и сучит ногами. Жидкость из бутылочного горлышка тоже льётся. Надо бы оказать первую помощь. Как бы. Разве нет? Хрипит, зубы скалит, пальцами перебирает на пробитой шее. Зажать артерию. Ещё и железом воняет. Непонятный звук. Или мне показалось? Сзади выстрел. Точно. Но в меня не попали. Оборачиваюсь. К нам на горку бежит тот самый новоявленный дружок-полицейский между деревьями, скамейками, по земле. Яков, как его там. Поспешает на помощь. Кому только?
Подбегает и на меня не кидается. Наручники не одевает. Уже хорошо.
– Сам-то живой? Ещё тот псих! Он на всех бросается. Сексуально повернутый на садомазо имбецил! – выкрикивает полицай с красно-белым лицом. А. Белые, это белки глаз.
– Надо бы оказать первую помощь, – говорю.
– Надо, – соглашается Яков, и звонит по телефону в «Скорую помощь».
Отрывает рукав у рубашки дергающего ногами Гунтарса и пытается зажать всё тише фонтанирующую кровь из шеи. Тело раненого изгибается в конвульсиях.
Яков плюётся:
– Тьфу, ничего не выходит. Только испачкался, – смотрит на свои брюки. – Салфетки есть?
Даю пачку карманных носовых платков.
– Вот спасибо, – широко улыбается Яков.
Гунтарс ещё дёргает ногами и затихает.
– Всё, откинулся… – говорит кто-то из нас двоих при виде хладеющего тела.
– Похоже, первый подозреваемый в убийстве геев у нас есть, – и Яков торжествующе тыкает в меня пальцем.
Полицейским всё равно, кто станет их жертвой
«Скорая помощь», приехав, констатирует, что вместе с сонной артерией повреждена и яремная вена, а это значит exitus letalis. Парамедики укладывают тело на носилки под вращающийся сигнал «SOS» на крыше машины. Качается мёртвая рука. Как бы в тюрьму не загреметь. Пятна крови на ботинках и одежде, стирай теперь. Хорошо, хоть сны на фоне подобной реальности окончательно доказывают свой дебилизм. Я живу издевательски насыщенной и полной жизнью.
– Поехали, – дёргает за рукав Яков. – Возьмём с тебя показания.
Чёрная полоса, а потом белая. Открыл с Яковом эту тему убийств голубых, и она меня начала в ответ настигать. Ха. Ха. Смеяться не хочется.
В Госполиции меня радуют: я не превысил пределы необходимой обороны. Следователь обещает, что уголовный процесс против меня скоро закроют. Скажи ещё спасибо, что живой, думаю я, оказавшись на свободе в полицейском дворе под открытым небом среди обступающих огромных стеклянных стен и окон.
– Гунтарс доигрался в письки-жопки, – заявляет Яков друзьям-полицейским с сигаретами в зубах под их дружный гогот.
– Идиотище, – мрачно замечает один, а другой добавляет:
– Бросаться на людей с ножом было явно плохой, я бы даже сказал, пидарастической идеей.
– Если это можно назвать идеей.
– Идеей-фикс.
– Поц был конкретно двинут.
– Он сам искал своей смерти.
– Модный