пылающих камней,
и звезд недвижных колыханье —
люблю я в таинстве ночей.
Но больше всех одно люблю я…
Как больше всех чаруем им,
чей ток дневной неуловим,
что слаще музы поцелуя!..
Люблю я в тихом увяданьи
дриады робкой воздыханье.
Песнь Психопомпа79
Пе́рси80 нежные терзая,
к Фебу стройному взывая:
«Умер! Умер наш Дафни́с81!» —
плачут грации игруньи;
музы, вещие певуньи,
с лавром сплетши кипарис,
в дар последний, в дар печальный,
в дар ужасный – погребальный —
поздний свой несут венок.
Ясноокие смуглянки,
кличут юношу селянки,
но молчит в ответ рожок!
Нимфы плачут ключевые,
каплет слёзы огневые
Пан82 у сморщенного пня;
злополучная подружка,
как подбитая пичужка,
Хлоя мечется, стеня;
и весёлые козлятки,
и пугливые ягнятки
плачут, сирые, над ним;
мойры прялки изломали,
к чаду гордому припали —
только Рок83 неумолим!
Добрый ангел
Выплыл в тонкие туманы
ангел с лютней золотой;
на чащобы и поляны
льётся сумрак голубой.
И ударил он по струнам,
и в Сиреневую высь
в одеяньи бледно-лунном
тени си́рые взвились;
в их терновые вене́чки
вплёл он сказки, смехи, сны…
«Спите, спите, человечки,
нет для вас второй Весны!»
Морское Пеннопенье
Я растворён во всём. Я – плещущие струи…
Э. Верхарн
Я э́нный призрак энных снов,
я – Жизни спящей сновиденье;
как часто сон бывает нов,
так я меняюсь во мгновенье.
Что неизменно в зыбких снах?
Ничто, – о счастье! – всё изменно!
Плещусь в глазничных берегах
лиловым морем песнопенно.
И надо мной цветятся Сны,
роятся Сказки и Мечтанья;
они, как я – растворены,
они – лишь духов очертанья.
О, мне отрадно, что я Сон,
что я – Морское Пеннопенье,
что я всецело растворён
в струях, текущих в Пробужденье!
В храме Фантазии
Я уснул в Сапфирной ра́ке84,
мне приснился дивный храм,
где, тягучи, светомраки,
источая фимиам,
нависают, как тенёта85
восьмирукого ткача,
и крошится позолота,
мхи и плесни золоча́86
на растрескавшихся плитах.
Дышит тлением сырым
Энтропи́я87, что в гранитах