вросли.
Там, в ризы лунные одеты,
что ищут в полночь на мели
безмолвнобледные скелеты,
зарывшись в топкие пески?
Свои изглоданные лица!
И вновь, их пряча черепки,
волна глумливая кати́тся.
Третья песнь мечтателя
Опьяняйтесь!
Бодлер
Священ сей прах:
здесь ты ступала!
И, вся в цветах,
нектар плескала.
И я сбирал,
твой жрец прельщенный,
тот яд в фиа́л90
и прах священный
бросал в него,
впивая опий —
и божество
я зрил утопий.
Песнь Хлои
Пан, разрушь, заступник мой,
наважденье злое:
позабыл Дафни́с хмельной
клятвы, что дал Хлое!
С нимфой пляшет ключевой,
льнёт к устам колдуньи!
О Анти́па91, роковой
берегись плясуньи!
Лишь чело тупым резцом
Кронова десница
выщербит – со стариком
дева распростится!
К костям
Когда б ты знал, любовник бедный,
чему обрёк Амур зловредный
тебя, на ложе к ней маня,
ты был бы бодр, бежал с испугу,
нагую бросивши подругу,
быстрей Ахи́ллова92 коня!
И на пирушке средь друзей
хвалился ловкостью своей
и возлиянья бы принёс.
А ныне в череп безобразный
эо́л93 свистит, гуляка праздный,
и рёбра гложет драный пёс.
«Как утра майского прохлада…»
Как утра майского прохлада
благословенна и чиста,
явись, прелестная Мечта,
очей тоскующих отрада!
Ты в дар мне музою дана,
как небом – добрая жена,
незаслужённая награда!
На зов певца лети резвей
и песни новые навей.
«В сияньи луны…»
В сияньи луны
соцветье Мечты
я вижу порой.
И отзвук струны,
и зов Пустоты,
и пенье, и вой
в сияньи луны,
в соцветьи Мечты,
я слышу порой.
Суд
Со всех концов, со всех начал
глашатай Страшный созывал
народы гордые на суд.
И смерть, тесавшая гробы,
разбила их, и се – рабы,
цари и вольные текут.
Они сошлись, они пришли:
живой – сын проклятой Земли
и мёртвый – сын Небытия;
но Бог всеведущий молчит,
и ужас лик его мрачит:
здесь человек себе судья.
«Покойся, юности Мечта!..»
Покойся, юности Мечта!
Таната бледная пята
в безликий прах тебя