говорит, голова у него трещит. Велишь ему подать водки?
– Принеси ему, пусть его жрёт. Вот тебе ключи от лавки.
Через полчаса все сидели за столом и пили чай; в избу вошёл разбойник, весело так поздоровался с своими ночлежниками и уселся рядом с урядником. Приказчик сидел задумчивым таким, точно о чем-то грустил, урядник подшучивал над ним, а Чуркин только ухмылялся и молчал.
– Полно тебе кручиниться-то, – заметила ему Ирина Ефимовна, разливавшая чай.
– Нет, хозяюшка, такой он, знать, уродился, ничем его не разговоришь, бука-букой выглядывает, как бы что потерял, – заметил урядник.
– Задумал жениться, вот теперь и голову повесил, – ввернул Чуркин.
– Повесишь поневоле, когда дело не ладится, – проговорил приказчик.
– Чудной ты человек, погляжу на тебя, дело на мази, а ты всё ноешь.
– Хорошо бы, Наум Куприяныч, твоими бы устами, да мёд пить, – взглянув на него, сказал паренёк, а сам подумал: «Эх, вы, други любезные, что вы мыслите, я давно забыл».
Приказчик нарочно разыгрывал роль какого-то забитого страдальца, что бы не дать понять той радости, которую он переживал, и, действительно, исполнил эту роль безукоризненно.
В избу ввалился деревенский староста, отвесил всем поклон, положил шапку на лавку, снял с себя халат, подошёл к столу и, обращаясь к уряднику, он сказал:
– А я твою милость проведать пришёл: все ли подобру, да поздорову ночку провёл?
– Ничего, спал хорошо; и угостил же ты меня вчера, – насилу домой притащился.
– А я так ничего не помню; старуха, спасибо, рассказала мне обо всем, да сват-кузнец приходил, начал говорить, что мы с тобой у него в гостях были.
– Садись, что стоишь! Ирина Ефимовна, подвинься маленько, дай ему местечко, – протянул сквозь зубы разбойник.
– Благодарствую, Наум Куприяныч.
– Небось, голова болит, так подмажь её, выпей за компанию стаканчик.
– Много будет, Наум Куприяныч, рюмочку, разве, соблаговоли!
Урядник налил ему водки, староста выпил и утёрся рукавом.
– Чайку не угодно ли? – спросила у него Ирина Ефимовна.
– Пожалуй, чашечку выпью.
Приказчик продолжал молчать, поглядывая исподлобья на старосту, рассчитывая, что он сам с ним заговорит. Ожидания его были напрасны: о Степаниде не было и речи; говорили только о посетившем деревню помощнике исправника, да об убитом купце.
– Да, братцы, человеческая кровь даром не пропадает: долго ли, скоро ли, а убийцу отыщут, – сказал урядник. – Он, вероятно, не один был, а вдвоём или втроём, – прибавил он.
– Почему ты так думаешь? – спросил у него приказчик.
– А потому, что двое их убито.
– Где их отыщешь? Вот и у нас были убийства, так об них и теперь ни слуху, ни духу, – сказал староста.
– Год, два, пять лет пройдёт, а виновники найдутся, – уверял урядник.
– Пока там они найдутся, а всё убивают, даже в деревне жутко жить становится, прибавил начальник селения.
Осип, всё время стоявший у печки и слушавший разговор, желая перебить