он задумчиво, размеренно, словно перебирая старые письма или фотоснимки, рассказывал о тех людях, которых он встречал в своей жизни. Он убеждал нас, что знал человека, который умел летать, и женщину, которая не старела и в шестьдесят выглядела двадцатилетней. Я рассказала ему про мальчика с ручной лисой, которого мой дедушка видел в молодости. А Дарс вдруг рассмеялся своим резким, прокуренным смехом (который, кстати, нравился Полу):
– Ручной лис! Мальчик ходит босым по лесу! Маленький мальчик! Ох, чего только не видал, а вот тут скажу: дедушка-то, наверное, ударился сильно!
История осложнялась тем, что мальчик, по дедушкиным словам, вел с ним довольно странные беседы о людях и смысле бытия, потом попросил нарисовать барашка, а в конце скрылся за деревьями и там и пропал. И заразительный смех господина Оловича не казался нам таким уж неуместным. Мы тоже смеялись, а он повторял, топя в хохоте последние слоги:
– О-хо! Барашк… барашка! Мальч… Мальчик! Барашка! О-хо-хо!
Когда мы вышли, Пол заявил, что не против отправиться в путешествие с этим человеком.
В воскресение мы застали Дарса Оловича в дурном настроении. Он настойчиво, умоляюще просил о чем-то хозяина кафе, а не получив, очевидно, желаемого, сдержанно махнул рукой, развернулся и увидел нас. Мы только вошли, Пол все еще придерживал дверь одной рукой: в другой, как всегда, были кексы. Господин Олович в одно мгновение переменился в лице, прямо расцвел и подался к нам, растопырив мозолистые руки.
– Ребятки, – заговорил он наимягчайшим тоном, – помогите мне, молю! Не будет ли у вас немного денег? Я вчера потерял все свои сбережения, и мне не на что купить мой обычный завтрак…
Я дала ему несколько купюр. Мне не было жаль денег. Наша семья была довольно обеспеченной: родительские картины очень хорошо расходились по рукам претенциозных коллекционеров из больших городов. Так что я могла позволить себе накормить взрослого человека и завтраком, и обедом, и ужином. Зато Пол сразу вспыхнул: они с матерью едва сводили концы с концами, и Пол жутко этого стеснялся.
Но заподозрили неладное мы только, когда Дарс попросил у меня денег в третий раз. Мы постеснялись спросить его, но друг другу начали задавать вопросы: кто этот человек? Почему у него нет денег? Откуда вообще он берет деньги, если он бродит по свету? Никто никогда не говорил нам, чтобы Дарс Олович просил работы, а ведь в маленькой Архенте все знали обо всем. Он как будто только сидел в кафе, бродил по улицам, общался с мужиками и рыбачил. Когда он собирался уходить и собирался ли, тоже никто не знал. Мы даже пытались спрашивать хозяина кафе, но тот в своей обычной манере говорил много и ничего конкретного:
– Да ну вас, ну отдыхает человек. Да он наверняка до лета уйдет. Чего ему тут делать, он же на одном месте не может, ну видно же. Но кормить я его все равно больше не буду. Пусть вон полы у меня хоть помоет… Да и хватит с него и обедов, обеды-то я ему каждый день даю за просто так. А за завтраки и ужины пусть платит, да. Или вон хоть рыбу пусть принесет, а то вчера опять его у реки видел,