из дома Кемелли, я застала Каприс на веранде. Она ходила взад-вперёд, покусывая пальцы. Подобное волнение нельзя было не заметить. Каприс тотчас подскочила ко мне и крепко обняла.
– Прости! Не знаю, что на меня нашло. Словно бес вселился! Я не хотела тебя толкнуть. Ты же понимаешь, я не могу обидеть…
Каприс замялась, и я не без иронии дополнила её.
– Калеку?
Она отстранилась, а из круглых знойных глаз изливалось сострадание, от которого хотелось убежать.
– Говори! Не стесняйся! – сказала я, желая поставить её в затруднительное положение.
Но получилось совсем наоборот.
– Белла, мне правда жаль. Мы скоро выйдем замуж: я, Летиция… А тебе, наверно, крайне обидно смотреть на счастье других.
Я постаралась проникнуть в пропасть бессовестных глаз Каприс. Она смотрела придирчиво, беспардонно, наглым взглядом бесчестия. Её тело было пропитано ядом. И тот яд, отравляющий речь и невинность движений, невольно впитывался телом другого человека. Тотчас происходило заражение, и не менее обезоруживающая злость брала верх над телом пораженного. Каприс вероятно хотела отомстить мне за то, что я лицезрела момент её великого позора. Сомневаюсь, что она и впрямь была настолько глупа, чтобы не сообразить, какую боль причиняет своими словами невольному игроку того антракта.
– Ты знала, что женой Джеймса станет Летиция, а не ты? – неожиданно спросила я.
Каприс растерялась, пряча глаза. А я продолжила натиск.
– Ты наврала Летиции, что Джеймс женится на тебе, дабы нанести ей последний мощный удар и вдобавок к вышесказанному втянула в бесчестную игру честное имя Терезы?
Каприс метнула на меня гневный взгляд.
– Я не могла сидеть, сложа руки. Джеймс неровня ей. Летиция – ослепительный ангел, а Джеймс – сатана. И он обязательно её погубит.
– Неправда! – сказала я. – Ты и не думала о сестре. Тебе хотелось досадить ей, и ты выбрала самый жестокий и действенный метод. Это гнусно и подло! Прежде, чем жалеть меня, пожалей лучше себя. Физическое уродство ничто по сравнению с моральным.
10.
Вечером, когда все домочадцы Гвидиче разбрелись по комнатам, я спустилась вниз в столовую, чтобы прочесть письмо Летиции к Джеймсу. Там горел свет керосиновой лампы. За столом сидела жена Антонио – Доротея. Кружевной платок закрывал её плечи. Гладко приглаженные волосы были собраны в прическу сзади. Она немного сутулилась и, вероятно, пребывала в трепетных раздумьях, потому что шум моих шагов не заставил её повернуться. Когда я прошла мимо и села напротив, она смахнула рукой бегущую по щеке слезу и поспешно выпрямилась.
– Дороти, что случилось? – поинтересовалась я.
– Ничего. Я просто услышала музыку со двора и немного задумалась.
Она продемонстрировала улыбку, такую мягкую, безмятежную и счастливую. Но её лукавство только оживило мой интерес. Я никогда не замечала в ней неистовой грусти, а уж тем более не заставала в слезах.
Доротея была