мы беседуем на улице, а не в доме, где никого нет. Но бедным рабам чужого мнения придется отдуваться перед светом благодаря вам.
Он был прав. Разбирательство о непристойном случае на улице могло скомпрометировать народ на сплетни, и я, оттолкнув его рукой, зашла в дом. В отличии от убранства итальянских домиков здесь царила роскошь английских стилей. Я затрудняюсь до конца определить, что это был за стиль. Должно быть колониальный. Но акцент цветов был сдержанным, приглушенным, несколько мрачным, потому в огромных апартаментах присутствовал полумрак, который не был связан с вечерним временем. Посредине гостиной находился круглый стол из тёмного дерева; сверху него на затейливой салфетке затаился сверкающий лоском чайный сервиз, ваза с полевыми цветами, графин с вином и чистые бокалы. По кругу расставлены обитые дорогой тканью кресла с вычурными ножками; на полу возлежал ярко – багровый ковёр, который брал начало с лестницы, ведущий на второй этаж, и заканчивался у самого выхода. В дальнем безоконном углу гостиной находился секретер с маленькими ящиками. Стену украшали художественные работы Рембрандта и Рафаэля Санти, а также массивные часы. Все эти критерии указывали на деликатный вкус хозяина дома, не знающий конкуренции.
Я повернулась лицом, стараясь вложить в силу взгляда как можно больше авторитета и устрашения.
– Это омерзительно! То, что вы позволили себе, не должно остаться безнаказанным!
Продолжая ухмыляться, Джеймс направился к столику, налил в бокал вина и устроился в кресле.
– Что так смутило вас?
– Вы истязали Каприс!
– Нет.
– Вы её били!
– Нет.
Я начинала терять терпение.
– Она обо всем доложила. Как по-вашему, кому больше веры: вам или ей?
Джеймс отпил глоток вина. Его тон был до боли безразличным.
– Смотря, кто возьмется верить.
– Опять вы пытаетесь меня запутать! На этот раз не выйдет!
Джеймс ещё раз приложился к бокалу, а затем, подскочив с кресла, вернул посуду на стол и достал из кармана набитую табаком трубку. Мои жалкие угрозы никак не трогали его. Кемелли оставался безучастным и равнодушным. Он подкурил её и уставился на часы, висящие на стене напротив кресла.
– Время… – выдыхая дым, он говорил монотонно. – Оно коварно, согласитесь? Репутация его сомнительна. Время обвиняют в многочисленных убийствах, но и те обвинители забывают, что благодаря определенному времени происходит и рождение, без которого не было бы убийства, – он затянулся трубкой и продолжил на выдохе. – Вы правда считаете, что обсуждать с вами столь взрослые темы будет правильным?
Я покраснела. Летя сломя голову, чтобы восстановить справедливость, я не желала вдаваться в подробности, но контекст о времени насторожил меня. Что он хочет сказать?
– Если эти мерзости вы опишите слогом искусного прозаика, мне нечего тут делать, – брезгливо сказала я. – Так что ограничьтесь двумя словами.
Он воздержался несколько секунд, по-прежнему стоя ко мне спиной.
– Я делал лишь