гостя улетучилась, она держалась обходительно. Никто б не заподозрил, что в душе она дико презирала его.
Гость снисходительно улыбнулся, и тётушка пригласила его занять место подле нее. Приступили к ужину. Когда с горячими блюдами покончили, завязалась, на первый взгляд, любезная беседа.
– Благодарю, – сказал гость, – ужин был отменным.
Он улыбнулся. Мне трудно подобрать верные слова, могущие донести до читателя меткие представления, что из себя представляла улыбка, которую изобразил молодой человек. Казалось, в ней притаились превосходство и назидание, а что самое неприятное: при взгляде на неё чувствуешь себя глупцом. Но в то же время улыбка была бы мила, не присутствуй в серо-голубых глазах необъяснимый зловещий блеск. Она унижала и приковывала взор.
– Caro, ты знаешь, я не люблю хвалу! – тётушка Адалия провела рукой по волосам. – Святая обязанность женщины уметь порадовать мужчину вкусным яством.
Скудный комплимент гостя пришелся ей по душе. Тётя расцвела, сверкая бледными глазами. Но фраза её была отнюдь не бескорыстной, и непонятно откуда возникшая скромность её указывала на то, что тетя не восполнила утробы тщеславия и нарывалась на очередную похвалу.
Но гость оказался скуп на доброе слово.
– Так женщины созданы, чтобы удовлетворять желания мужчин? – отозвался гость. – Звучит примитивно.
На мгновение тётя Адалия смутилась.
– Разумеется нет.
– Но вы утверждаете обратное. И на том настаивает библия, ведая о сотворении сперва Адама и только потом Евы.
Вмешался дядя Джузеппе.
– Сынок, подобные разговоры портят ужин.
– Я его не начинал. Я всего навсего сказал, что ужин был отменным без намёка на вытекающие.
Антонио поменялся в лице. Благородный нос через широкие ноздри шумно выдыхал воздух. Черные глаза блестели, создавая своим блеском конкуренцию густой копне вьющихся до плеч волос.
Доротея медленно пережёвывала мясо. В тот момент она выглядела шаблоном изящества. Она имела приличные формы, но то ничуть не портило её. Красивое загорелое лицо легко вписалось бы в эпоху Возрождения. Нос длинный, светло-голубые глаза распахнутые и томные. Закрученные пряди ниспадали на открытые плечи шелкового смарагдового платья. Несомненно, Антонио прельщали достойные манеры и своеобразная прелесть итальянки.
Антонио взял голосом высокую тональность.
– В Италии права женщин приравниваются правам мужчин. Ваши слова – дискриминация!
Я изумилась, в присутствии матери Антонио влез в разговор впервые, ибо такое поведение расценивалось, как непристойное.
– Наверно, именно поэтому ваша жена целый вечер молчит… – сухо заметил гость. – А что касается ранее затронутой темы, то я говорю не конкретно о правах, скорее о смысле человеческой жизни.
Тётушка Адалия стала темнее тучи. Назревающая перепалка портила святость ужина. Но горячность итальянского народа была ни с чем несравнима! Причём