поэтому стихотворение о птице Сиона прочитать не могла, но была осведомлена о нем и захвачена, как и все вокруг, поднявшейся волной почитания новой знаменитости – молодого талантливого поэта по фамилии Бялик.
После ухода шадхана она некоторое время стояла у окна, оглушенная. Потом побежала будить мать.
«Мама, я выйду за него!» – сказал она по окончании их взволнованной беседы.
А вот Хаиму Нахману в это время шидух (шидух (ивр.) – сватовство) был крайне некстати. Несмотря на то, что Равницкий отказался печатать его другие стихи, он уже был настолько знаменит благодаря своей «Птице», что одесская еврейская община предложила ему стипендию в десять рублей в месяц, да и работу – уроки иврита – он смог бы теперь в Одессе найти без всякого труда. А тут, в Житомире, на него давило всеобщее ожидание родни, – все надеялись, что он женится и займется лесоторговлей…
Единственное, что он сделал все-таки в эти дни по своей собственной воле – это послал еще три стихотворения Равницкому, в надежде, что они подойдут для публикации. И затем – сдался течению событий.
Смотрины молодым устроили в самые ближайшие дни. Очень смущенная Маня стояла, держась за спинку стула, чтобы не упасть, в гостиной, где был накрыт стол, когда в дом шумно ввалилась сразу вся родня ее жениха. Она даже не сразу смогла различить в этой толпе его самого.
Маня видела Хаима Нахмана в первый раз в жизни. Она отметила, что у него приятное лицо, но в основном внешне он ее разочаровал. Она была в смятении – несмотря на эйфорию, в которой она пребывала в последние дни, и на юный возраст, она все же осознавала, что решение, которое ей придется очень быстро, буквально в этот же вечер, принять, определит всю ее будущую жизнь.
Ну, а жених… Он едва смог заставить себя один раз взглянуть на нее. У его невесты были большие глаза и приятная внешность – это все, что он заметил. Больше было и не надо. Он влюбился в тот же миг. Он, впрочем, вообще быстро и часто влюблялся, несмотря на то, что все прежние предметы его мечтаний были для него недоступны.
За столом он вел блестящую беседу с одним из ее родственников, не решаясь еще раз на нее взглянуть. Он очаровал всех, и саму Маню в конце концов тоже. К тому же, после того, как гости разошлись, одна из ее родственниц в шутку сказала ей: «Если ты сейчас ему откажешь, я просто покончу самоубийством!» И Маня Авербух поняла, что, вне зависимости от своих чувств и колебаний, она не сможет теперь не оправдать всеобщих ожиданий.
На этот раз и в самом деле вмешалось Провидение.
…Над колодцем, что в саду,
У ведра я тихо жду:
По субботам он стучится
У меня воды напиться.
Жарко. Все в глубоком сне:
Листья, мухи на плетне,
Мать, отец… Не спим мы двое:
Я да сердце молодое.
Да не спит еще ведро,
И роняет серебро
Кап-кап-кап на дно колодца…
Милый близко… сердце бьется… […]
Бялик после этого вечера полностью смирился с судьбой,