Ивана Карамазова, постоянно освобождает людей от любой ответственности за свои поступки только потому, что они жертвы реальных, а иногда и воображаемых притеснений со стороны общества»49. От ответственности нас освободили, а от стыда и вранья – нет. И еще одна ремарка. Все это перестает выглядеть как безобидные штудии, если вспомнить устойчивый стереотип восприятия Достоевского в США в качестве «духовного путеводителя» по России. «В его творчестве видят едва ли не квинтэссенцию основных черт русского национального характера. Достоевский был одним из первых, кто благодаря своей широкой известности и заслуженному авторитету начал своеобразный диалог двух цивилизаций – русской и американской. В русле этого диалога нашли художественное выражение важнейшие параметры Русской идеи и Американской мечты»50.
В качестве важнейшего доказательного аргумента Мартинсен использовала полемическую заметку Достоевского из «Дневника писателя» за 1873 г. «Нечто о вранье»51, на основе которой и была выстроена вся аналитика «врунов», стыда, русского эксгибиционизма и идентичности.
Давайте очень коротко вспомним, о чем же писал Достоевский в этой заметке. В отличие от Мартинсен, нам не уйти от идейных коннотаций автора, занимавшегося публицистикой по вполне понятным идеологическим основаниям. Острие его критики было направлено вовсе не на «врущую Россию», как предполагает Мартинсен, да и не все «русские – лгуны» в ней. Врунами у него выступает в соответствии с логикой почвеннической концепции, основателем которой он является, весьма определенный «класс интеллигентных» русских людей. Достоевский действительно связывает склонность к вранью в интеллигентском классе со стыдом самих себя. С его точки зрения, стыд этот порожден всей двухсотлетней ситуацией формирования русского дворянства в категориях малоразвитого, необразованного «митрофанушки», ничего не делающего «дармоеда», по сравнению с трудящимся, культурным западным интеллигентским типом. Стыдятся своей русскости («данным богом русскому человеку лицо») «подлецы» западного толка, которые готовы быть кем угодно, даже «американцами», только бы не сохранять и развивать в себе собственную уникальность или собственную идентичность. Но что же еще взять с «беспочвенной русской интеллигенции»! Это действительно проблема идентичности, идущая еще от споров конца XVIII в. В позиции Достоевского по этому вопросу ничего оригинального нет: с одной стороны, в рамках почвеннической идеологии Россия делится на «почву – народ» (кстати, женщины-изгои входят в эту группу, так же как и Митя Карамазов, и Алеша, и Зосима) и «беспочвенную интеллигенцию», которая объединяет многих указанных Мартинсен героев-врунов, стыдящихся, бессовестных, циничных и рефлексирующих и т.д. Федор Карамазов – действительно один из многочисленных отцов «России» наряду, однако, и со слугой Кутузовым, старцем Зосимой, св. отцом Исааком Сириным52. Поэтому никак