тебе она просто показалась, а ты только зря радуешься.
– И ни че не показалось, а я своими глазами видела!
– А я говорю – показалось! И баба Ариша говорит – когда кажется, надо креститься, – засмеялся Толька.
– А давай… А если не показалось, то давай, когда мы вырастем, у нас тоже будет зимой такая же, но только своя елка, м, давай, Толь, а?
– Ну и где мы ее возьмем?
– В лесу срубим. Елки ведь в лесу растут. – Рассудительно заметила сестра.
– А где мы лес найдем?
– Мы спросим у них, где они взяли.
– У кого?
– Да у этой же тетеньки, которая варежки мне дала… О, варежки же настоящие, значит и елка у них тоже настоящая!
– А игрушки блестящие тогда где возьмем?
– Тоже у нее спросим. Ну, давай, Толик, а?
– Ладно, давай. Только, чур, ты сама будешь спрашивать!
– М-гм…
– Здоровски, я даже не заметил, как мы быстро дошли, а ты? – отворяя калитку, сказал Толька.
– И я-а… И у меня в валенках снег по-правдешнему превратился в воду, – засмеялась Олька.– Поэтому они потяжелели же, да?
– Надо было нам получше выковырять из них снег.
– А давай, мы их – на печку, и мама не увидит, пока они там сохнут, м?
– Только я сам их закину, потому что ты не докинешь. Я же старше тебя.
– М-гм.
Зимой их избушку обычно заметало снегом по самую крышу, и Толик с Олькой помогали отцу убирать снег в образовавшемся от входа до калитки за зиму тоннеле. А в его отсутствие они самостоятельно счищали снег с крыши отцовской совковой лопатой, которую тот почему-то называл не иначе, как «грабарка». Покончив со снегом на крыше, они, преодолевая невероятный страх головокружительной, как им казалось, высоты, пока не стемнеет, прыгали, с нее в большущий сугроб. Они не сомневались, что, только преодолевая страх, они станут смелыми, а значит, быстрее повзрослеют и станут сильными, умными и непременно добрыми.
В один из вечеров они с Толькой, опасаясь, что не успеют к приходу мамы очистить картошку, разделили ее поровну и стали соревноваться, кто быстрее выполнит свою норму. Тогда уже почти пятилетняя Олька проиграла брату, отстав аж на восемь неочищенных картофелин. Она страшно разозлилась и на затупленный ножик, и на себя, неумеху, и ей стало ужасно стыдно перед братом оттого, что, будучи девчонкой, проиграла в кухонном конкурсе, да еще и с таким позорным отрывом. И она тряслась в ожидании часа возмездия, когда старшие, высунув язык, начнут обзывать ее лентяйкой и копухой.
Но последствия были куда прозаичнее: на вопрос мамы, кто из них клал очищенную картошку в бидончик, а кто в миску, Толик, не моргнув глазом и даже не покраснев, соврал, что он бросал «свою» только в миску. Как оказалось, в бидончике почти все картофелины были очищены только наполовину и лежали нетронутой ножом стороной книзу…
У Ольки, по обыкновению, мгновенно навернулись слезы, ибо теперь чувство стыда сменилось ноющей болью от жгучей