отчего должны сомневаться никчемные и жалкие рабы его?
Господь… Да кто он?! Отчего-то мнится, то вовсе не добродетельный искупитель – приемный сын бедного плотника… Гермес? Аполлон? Юпитер?
Шло время. Бастард вырос. Да и порядком наскучил развратному «полубогу». Пора было приниматься за строительство витиеватых карьерных катакомб. В конце концов, Борха он – безвестный испанский гранд, или наследник громкой фамилии – Борджа? Вопрос, ясно, риторический. А Папа Каликст несмотря на позорные свои привычки и капризный нрав умом слыл исключительным. И не просто слыл – являлся на деле. Наимогущественнейший правитель Европы! Ступни его, благоухающие розами, лобызали правители итальянских земель (это, понятно, само собой), короли Франции, Испании, воинственные германцы. Может быть по-другому? Ну уж! Не каждому ли из высокородных желамо обеспечить себе достойное место на Небесах?
Альфонсо лишь злорадно посмеивался в «келье», устраивая тем же самым временем для себя и близких рай здесь. На грешной земле. Да кто его знает – существует ли жизнь после смерти? В нее можно верить. А можно не верить. Главное, не трепать языком лишнего. Осязаемое и видимое – реально; в реалиях столько прекрасного и воистину чудесного! Так что же есть настоящий грех? Уж не брезговать ли тем, что само идет в руки? Прочее – издержки морали. Христианской, да. Единственно правильной. Вот только кто решил, что принципы добродетели – то единственное, на что стоит опираться?
Время шло. Годы летели, легкомысленно не заботясь о тормозах и набирая с каждой новой луной все большую скорость.
Папа Каликст стал стар и немощен. Но лишь плотью. Мозг понтифика работал по-прежнему четко. Искусное плетение интриг – вот то единственное развлечение, что доставляло ему ныне прежнее удовольствие. На место свое – на папский престол – Альфонсо готовил сына. Кардинала Родриго. Такого же порочного подонка и жестокого извращенца, каким был он сам. Но то, уж простите, кровь. Кровь Борха. Простите великодушно за оговорку – Борджа. Родная кровь. Это ль не главное?
Родриго…
Синьора Роза, давняя любовница кардинала и мать всех его детей – Франческо, Чезаре и очаровательной Лукреции, – в тайне надеялась, что дурная кровь порочных испанцев растворится в ее праведной – в крови благочестивых графов Ваноции. Но, видать, напрасно. На сыновей было больно смотреть, девочка же… Дочь – пусть никого не смутит ее небесное обаяние – росла настоящим чудовищем. Демоны во плоти! Господи, за что такое наказание?
Боже, есть ли ты вообще? А коль есть, почему отвернулся? Неужели не трогает тебя наличие души в телах… нет, не рабов твоих? Детей твоих заблудших…
* * *
Лукреция ела пирожное, когда почувствовала на себе взгляд. Пронзительный, обжигающий. Замерла. Резко обернулась. На нее, недвусмысленно облизываясь, смотрел молодой чернокудрый красавчик. Тот самый, что появился в доме впервые. На него просто нельзя было не обратить внимания.