как о серьезной научной и фактографической подготовке писателя, так и о его искренних симпатиях к трудолюбивому и свободолюбивому населению, выросшему в условиях относительно независимого центра русской вольности в период Средневековья.
Конечно же, Карамзин прекрасно понимал, что Новгород в 1478 г. был обречен, как и то, что захватнические войны, которые вел великий князь Московский и Государь Всея Руси Иоанн III под лозунгом собирания земель русских, были исторически целесообразны и, более того, необходимы для укрепления северо-западной границы Московского царства. И в то же время писатель отчетливо сознавал, сколь пагубно влияло на народные нравы создание мощного централизованного государства, основанного на концентрации власти в одних руках, на жестоком насилии, на подавлении личности, неизбежном при превращении свободных и потому не слишком покорных граждан в массу подданных, беспрекословно подчиненных воле начальства. Именно это неразрешимое, трагическое противоречие и предопределило глубину и историческую подлинность конфликта в повести «Марфа-посадница». Слова вдовы Борецкой, обращенные к своим землякам, до сих пор поражают необыкновенной точностью и актуальностью высказанной ею мысли: «Самая покорность не спасет вашего бытия народного: гражданин не угодит самовластителю, пока не будет рабом законным»27.
Как всякий сторонник Просвещения, Карамзин верил в силу разума и в то, что человечество, часто блуждая, ошибаясь и даже возвращаясь вспять, в целом все же движется по пути прогресса. Причем это движение русский писатель связывал не столько с очевидными успехами наук и искусств, облегчавшими труд и быт людей, улучшавшими постепенно качество их жизни и добывавшими им новые знания, которыми никогда прежде человечество не обладало, сколько с самим процессом нравственного совершенствования человека как вида. Он отмечал, что люди в цивилизованных государствах, хотя еще и не утратили способности чуть что хвататься за оружие, но уже не признают, пусть пока чисто теоретически, «грабежи и убийства» в качестве допустимого способа существования. Путешествуя по континентальной Европе, он неоднократно обращал внимание на то, что пришедшие в упадок к концу XVIII в. и продолжавшие разрушаться от времени многочисленные замки феодалов территориально располагались отнюдь не только как крепости, предназначенные для защиты их обитателей. В основном они строились с тем, чтобы доминировать над окрестностями, контролируя их и в особенности дороги. Поэтому замки невольно напоминали Карамзину покинутые гнездовья крупных хищных птиц, убеждая его в том, что с конца эпохи Средневековья европейцы уже сделали очень большой шаг вперед. Они фактически покончили с существованием общественных отношений и даже целых государств уголовно-бандитского типа, в которых, по сути, безраздельно господствовали алчность и насилие, и вплотную подошли к задаче создания современных государственных образований,