и ее внутреннего мира»22. Написано, на первый взгляд, достаточно аккуратно: творчество редкого писателя не соответствует «потребностям своего времени». Но в данном случае подразумевается нечто иное – обосновывается мнение, что проза Карамзина не смогла вполне пережить свое время, и, обретя историческое значение, не стала достоянием вечности, т.е. не вошла в золотой фонд русской литературной классики. В качестве причин сего прискорбного обстоятельства приводятся следующие аргументы: «В его прозе звучит тема смирения перед неизбежностью законов сердца и природы… Карамзин создал образы, лишенные “боевого духа”, и обреченных на страдания героев»23.
Не обошлось и без негативной оценки собственно художественных особенностей творчества Карамзина, которое, «несмотря на свойственную ему аффектацию и – местами – слащавость и приторность, оказалось на некоторый краткий период прогрессивным этапом в развитии русской литературы и общественности» (курсив мой. – В. О.)24.
Впрочем, подобному двойственному и явно противоречивому отношению советских историков литературы к творческому наследию и к самой личности Карамзина удивляться не следует. В данном отношении они буквально, даже слишком буквально, приняли к сведению указания В.Г. Белинского: «В “Истории государства Российского” весь Карамзин со всею огромностию оказанных им России услуг и со всею несостоятельностию на безусловное достоинство в будущем своих творений. Причина этого – повторяем – заключается в роде и характере его литературной деятельности. Если он был велик, то не как художник-поэт, не как мыслитель-писатель, а как практический деятель, призванный проложить дорогу среди непроходимых дебрей, расчистить арену для будущих деятелей, приготовить материалы, чтобы гениальные писатели в разных родах не были остановлены на ходу своем необходимостью предварительных работ»25.
Поразительно другое – то, что в период господства воинствующего, непримиримого марксизма советского образца, Карамзина, который, безусловно, с точки зрения этой идеологии, был махровым монархистом, последовательным сторонником российского самодержавия, крепостником и идеологом земельной аристократии, вообще не вычеркнули из списка лиц, достойных упоминания. Здесь свою роль, несомненно, сыграли положительные оценки Карамзина в статьях «неистового Виссариона» и восторженные отзывы о нем самого Пушкина, который писал, что «История государства Российского» подобна настоящему откровению: Карамзин открыл Россию, как Колумб – Америку26.
Прошло время. «Бессмертное» учение марксизма-ленинизма кануло в Лету как очередная ложная теория, сторонники которой пытались безо всяких на то оснований присвоить ей качества универсальной научности и абсолютной объективности. Пришла пора реально взвесить и оценить те истины и аксиомы, что были накоплены в российском, а также в советском карамзиноведении за без малого почти два века, миновавших со дня смерти писателя.
Сейчас, с дистанции этих веков, с совершенной