меня губами. – Произнёс он, обмирая от собственной лихости.
– Тогда, вам придётся добавить ещё один франк. – Без смущения ответила она.
– Хорошо. – Внезапно охрипшим голосом сказал молодой человек и закрыл глаза. Но когда потаскушка опустилась перед ним на колени и обхватила руками за бёдра, Эжен вздрогнул. Неведомое прежде ощущение едва не заставило его лишиться чувств. Неимоверным усилием воли он заставил себя раскрыть глаза, словно скряга, что боится упустить хотя бы каплю удовольствия щедро оплаченной услуги. Бланшар изнемогал от нахлынувшего наслаждения. Ему казалось, что возбуждение попросту разорвёт его на куски. Во рту пересохло, он через силу втягивал воздух сквозь плотно сжатые зубы. Ах, чёртова шлюха, она точно решила его убить! Сердце колотится почти у самого горла, заставляя его издавать глухой и протяжный стон. Начисто утратив возможность ясно мыслить, Эжен сжал голову девицы руками, в желании оттолкнуть от себя, или напротив, сильнее прижать к своему телу. И вдруг, она резко отпрянула, а худощавое тело молодого человека содрогнулось в сладчайшей конвульсии, заставив вскрикнуть в полный голос. Он опрокинулся навзничь и тяжело дышал широко открытым ртом, чувствуя как мышцы живота продолжают сжиматься словно выталкивая последние капли удовольствия.
Голова кружилась, влажную от пота грудь пробирал легкий холодок. Эжен медленно выпрямился и взглянул на девицу, продолжавшую сидеть на полу.
– Ну и дела сударь. – Протянула Маргарита, утирая шею и грудь углом простыни. – Я едва не задохнулась, к тому же, вы угодили мне прямо в лицо. Стоило бы взять с вас на два франка больше.
Эжен ощупью нашёл валявшееся в углу постели пальто и вынув деньги, не глядя, бросил потаскушке.
– Бери и отправляйся к дьяволу. – Вяло проронил он, вновь падая на спину и закрывая глаза. Несколько минут он слышал шуршание ткани, лёгкие шаги и наконец скрип затворяемой двери. Маргарита больше не интересовала его, он ничего к ней не чувствовал, ни расположения, ни малейшей благодарности. Ему казалось, что искренней благодарности за доставленное удовольствие заслуживает только один человек, юный негодяй Патрис Дефорж. Бланшар был твёрдо убеждён, что только непристойные откровения развратного маркиза, сняв все негласные правила и запреты, позволили ему оценить прелесть порока. Хорош бы он был, мучая себя ограничениями из нудных, с детства насаждаемых добродетелей. Эдак можно до старости не узнать ничего стоящего. И на смертном одре упиваться, что вёл безгрешную жизнь. К чёрту! Он достоин получить все мыслимые и немыслимые удовольствия, а хороши ли они в глазах окружающих его не трогает. И если примером поведения для него стал не добропорядочный святоша, а наглый циник без чести и совести, тешило его самомнение и придавало бравады.
Вернувшись домой, и увидев несчастное лицо надоевшей любовницы, он немного смягчился и покачав головой произнёс:
– Наша размолвка так огорчила меня, дорогая. Представь, сам не свой