овала, как сквозь редкий дождь, сквозь патину трещинок и потёртостей развернулось к нам на длинной шее.
– Погадать? – Послышался отдельный от девицы низкий приятный голосок.
Быстро изучив нас, как настоящая гадалка, игрушка выбрала самое подходящее из её репертуара приветствие. Мне послышался лёгкий ох, и я скосился на медведя. Мне сделалось дюже интересно, как он относится к таким штукам.
Одного взгляда и прежде было довольно, чтобы понять – он сентиментален. Посмотрев на него пристальнее, гадалка почерпнула из своего лексикона несколько соцветий завлекающей программы:
– Суровый мужчина, хороший товарищ, дай ручку. Всё, как есть расскажу, ни в чём не совру, счастья нагадаю.
– Уже соврала. – Заметил я.
Девушка посмотрела на меня, и её левый огромный глаз закатил ореховую радужку к виску. Я устыдился.
– Не обращай на меня внимания, возьми в оборот сурового мужчину. – Примирительно посоветовал я.
Медведь, как ни странно, ни капли не смутился.
– Погадай сперва ему, красавица. – Прогудел он, и я выгнул губы коромыслом – гудение было вкрадчивое.
– Дай ручку, котик. – Обратилась гадалка ко мне. (Медведь фыркнул).
Я без дальнейших разговоров протянул руку – на случай, если я недооценил проницательность и всемогущество господ, приславших ко мне тварь, полезно разузнать о любых их методах. Что касается меня – то меня не убудет.
Гадалка приняла маленькими жёсткими ручками мою твёрдую, как дощечка, кисть, расправила мои неприятные на ощупь длинные пальцы своими и перевернула вверх ладонью. У меня возникло ощущение, что кто-то сунулся мне в голову – сунулся и отпрянул. Гадалка покачала головой, вызвав чудесное движение чёрных длинных прядей, и подняла на меня взгляд. Глаза не косили.
– Тебя ждут перемены. – Тихо сказала она и выпустила мою руку.
Свежайшее предсказание было мне не в убыток, хотя я бы так мог предсказывать с утра до ночи, ежли б мне на батарейку подавали. Кстати… я порылся во внутреннем, для встреч с механическими гадалками, кармане и заодно смотрел на нашу сенситивистку.
Безучастно глянула механическая крошка, утратив ко мне интерес, и, знаете? – я обиделся. Оттого ли, что девушка была уж больно хороша – а что машинка бездушная, так что же? То существо, что продырявило мне запястье и надругалось над моей солдатской доблестью, рождено, очевидно, людьми и наделено душой и гражданскими правами – так что будь ты хороша, а машина или человек – не влияет.
И вот осьминожка меня отвергла.
Она смотрела во все свои жгучие очи на любителя Патерполиса, и тот отвечал ей таким задумчивым добрым взглядом, что я взревновал.
Страсти-то во мне живы, только будить их нежелательно.
Теперь я как бы отвечаю за дурака, уж не случилась ли у нас с ним скупая мужская дружба. А гадалка, как я сказал, тоже мне глянулась, несмотря на хвост. Наиздевались над нею люди, навязав красивое личико и пустив