Поняв, что идет на поправку, Уильям изменил решение – он вознамерился бежать. Существование вновь обрело смысл; он отлеживался в углу своей маленькой каменной темницы, потихоньку набираясь сил и обдумывая возможные варианты побега.
Однако день, когда Уильяму впервые удалось самостоятельно, не цепляясь за стену, проковылять к окошку, завершился весьма трагично: шотландец явился к нему не один. Его сопровождали двое молодых, внешне похожих на него мужчин. Пока сыновья удерживали вырывающегося пленника, хозяин проворно надел на его здоровую ногу толстую железную цепь и закрепил ее конец во вбитом в стену кольце. Уильям сопротивлялся до полного изнеможения, но был еще слишком ослаблен ранением. Закончив, шотландцы ушли, оставив на полу пленника, дрожащего, униженного и совершенно отчаявшегося. Впервые, с тех пор, как повзрослел, он плакал – молча, зажмурившись и сдерживая рвущиеся из груди глухие рыдания; слезы скатывались вниз по его лицу, частые и горячие, и он чувствовал на губах их солоноватый привкус.
Дни шли – он давно потерял им счет. Длина цепи позволяла ему передвигаться по помещению. Рана затянулась, оставив на бедре безобразный шрам; он уже почти не хромал. Его еще кормили, хотя отношение к нему изменилось к худшему: все попытки хозяев заставить его работать оказались безуспешными – он не желал подчиняться. Каждый раз, когда его, закованного в цепи, выводили наружу, он застывал в неподвижном и угрюмом молчании, возвышаясь над своими захватчиками и отрешенно уставясь на простирающуюся вокруг сочную, яркую зелень бескрайней шотландской равнины. И каждый раз дело заканчивалось тем, что рассерженный хозяин хватал палку и начинал избивать непокорного пленника, а затем приказывал сыновьям отвести его обратно в сарай.
Шотландец был зажиточным: сложенный из камня вместительный дом стоял на обширном подворье; поодаль располагались хлев, конюшня, кладовые и плетеный курятник. Сам хозяин, как и остальные члены семейства, никогда не сидел сложа рук. Все они трудились с раннего утра до темноты: мужчины охотились, ухаживали за скотиной, занимались сбором урожая ржи и овса; женщины возились по дому, на кухне и сыроварне. Но Уильям не собирался служить орудием обогащения своего тюремщика – даже под страхом смерти.
* * *
Приближалась осень. Дни становились короче и прохладнее; по ночам иногда выпадали заморозки, так, что трава на подворье по утрам покрывалась инеем. Он часто просыпался от холода, и, пытаясь согреться, принимался кружить по помещению. Тяжелая цепь натерла ему ногу: на покрасневшей щиколотке образовались волдыри, и, чтобы облегчить боль, он был вынужден придерживать цепь рукой.
Наступил период дождей; воздух пропитался влагой, густой и тяжелой, и от сырости недавно зажившее бедро мучительно ныло – так, что порой он не мог уснуть.
Однажды утром его разбудили громкие