что тут есть разница, и разница огромная. Даже слепой ее заметил бы.
Тони был славным малым со спортивным азартом в крови, членом клубов «Вапити» и «Рыцари Колумба». Он владел одними из самых смышленых рысаков в округе. Бодро играл в покер. Раз в месяц жертвовал бочку яблок, связку бананов или ящик апельсинов детям в Доме Сирот – проще говоря, Тони был «своим». Никто даже не подумал бы назвать его «макаронником», никто никогда его так и не называл – по крайней мере, больше одного раза. Но те, другие парни были явными макаронниками, таковыми их и следовало считать. Так или иначе, уже больше месяца их присутствие мало или совсем ничего не значило для общества, пока один из них не забылся настолько, чтобы порезать Бивера Янси.
Руководство железной дороги совершило большую ошибку, наняв для управления местными чернокожими северян. И еще одну оно совершило, продолжая держать на службе Бивера Янси, когда приехали сицилийцы. Тот был человеком нетерпеливым и горячим на руку. Но, даже несмотря на это, все могло бы закончиться без злоключений, если бы за день до снегопада официальный патрон рабочих, который к тому же был их переводчиком, не отправился на север по личному делу, оставив соотечественников без посредника на время своей отлучки. Поэтому случилось так, что тем декабрьским утром, когда, собственно, началась история, Бивер Янси оказался единственным командующим батальона, на языке которого не говорил и особенностей которого не знал.
К началу рабочего дня он продрался сквозь сугробы к длинной, обшитой досками лачуге в низине и распахнул дверь. Вместо того чтобы подняться и зашевелиться, его подопечные остались лежать, растянувшись на койках вдоль стен. Почти все они с комфортом там полеживали, кроме примерно полудюжины человек, которые варили отдающее чесноком месиво на больших плитах, стоявших в ряд посередине барака. Используя единственный известный ему язык и, надо добавить, язык чрезвычайно выразительный, Янси приказал им вставать, выходить и приступать к работе. Мотая головами, объясняясь жестами и возражая улыбками, они дали понять, что по крайней мере этот день не желают проводить на открытом воздухе. Кто-то более терпеливый, чем Бивер Янси, или, возможно, более опытный в переводе жестов мог бы достаточно легко угадать причины. Они приехали на юг, ожидая тепла. Снег им не по нраву. Одеты они не по погоде. Их вещи тонкие, а обувь прохудилась. Поэтому они хотели бы переждать, пока не растает снег и не пройдет холод. А уж тогда они станут работать в два раза больше, чтобы компенсировать этот выходной.
У крепкого, большого властного мужчины, стоявшего в дверном проеме, на уме было совсем иное. В отсутствие старшего командования и патрона он обязан проследить, чтобы они довели работу до конца. Уж он им покажет! Преподаст одному урок, а там и другие прислушаются. Огромной рукой в варежке он грубо схватил за ворот рубахи невысокого сицилийца, который выступал от лица своих собратьев, потащил его, брызгающего слюной и упирающегося, через порог и сильным ударом тяжелого