мере, выглядело всё именно так.
Поэтому последовавший за первым ударом град подзатыльников и оплеух показался почти естественным… ну, а раз естественным – то и о сопротивлении речи идти не может: чтобы сопротивляться, внутренний протест нужен… плюс уверенность в собственной ПРАВОТЕ нужна, в абсолютной и несомненной.
М-да.
Он задрал голову к вершинам сосен, будто надеясь, что лес подскажет – что же делать-то теперь… Нет. Что-то, блин, не подсказывает…
* * *
Дома – мать зубами затягивала узел на повязке, стягивающей отцовскую правую руку, кончики пальцев беспомощно торчали из пёстрого тряпичного кокона.
– Вот, сын, как случается-то, – прокомментировал Тлеющий Торф. – Человек предполагает, а Маниту всё устраивает по-своему… Споткнулся, вишь, на крыльце, и амба.
– Слушай, бать… – Енот замялся. – Знаешь Дэна, сына Сэма? Он и ещё трое меня сегодня поколо…
– Нет, ну вы подумайте! – внезапно, как вспучившаяся на вареве пена, зашипела мать. – Отец руку сломал, а ты к нему со всякими глупостями лезешь… Не маленькие уже, небось разберётесь самостоятельно.
Тлеющий Торф торжественно (не забывая при этом театрально морщиться) поднялся со стула.
– Во-первых, не «Сэма», а «дяди Сэма»! А, во-вторых… запомни, сынок, раз и навсегда: западло парню ябедничать-то. («Ну-ну, что за выражения!» – вскинулась Кукушка.) Хорошо, пускай не западло… – Отец ворочал языком всё с бóльшим усилием: начинала действовать анестезия (пустая тара от которой невинно поблёскивала из-под стола). – Пускай… Но если ты ещё хоть раз позволишь себе пожаловаться на кого-либо, я… э-э… Что ж, тогда я вынужден буду тебя наказать. Потому что… ну, ты ведь мужчина, правильно?
* * *
Что ж, существует много способов избежать поражений, самый распространённый – старательно уклоняться от любых обстоятельств, чреватых стычками. Горный, например, выбрал такую стратегию: родительский дом без крайней необходимости вообще не покидать. Не, ну а как иначе: повсюду рыскает Дэн со товарищи… только в отчую-то хибару им не проникнуть! Однако с удручающей регулярностью околачиваться поблизости и время от времени приторными голосами звать «подышать свежим воздухом» – это они могут… к сожалению.
Тлеющий Торф, когда замечал подростков, поначалу даже предлагал им зайти – но в ответ, разумеется, не получал ничего, кроме неприличных жестов и деланого ржания. Приструнить хулиганов не представлялось возможным, а посему очередная затрещина доставалась Еноту: за то, что у него «такие друзья».
Вообще, характер у отца окончательно испортился. И в лучшие-то времена остававшийся нелюдимым в самом благодушном из своих настроений, теперь бедняга сделался совершенным уже человеконенавистником.
Большая Кукушка, та гордо носила округлившийся стан по родному краю, на супруга же смотрела насмешливо. Вынужденная из-за его увечья наняться