нрава. Охота на мелких грызунов, пренебрегая собственными убеждениями в борьбе за существование. Теперь только она оставляла ему призрачную надежду на выживание. Встав на защиту жертв естественного отбора в лесу, молодой волк в итоге сам оказался жертвой. Жертвой собственной гордыни от природы, своего честолюбия вопреки природному инстинкту.
Но Марат все еще продолжал дышать. Как и всякий уязвленный естественным отбором обитатель леса, он сражался за свою жизнь. За призрачную возможность снова увидеть волчицу, заставившую сильнее биться его сердце. Учуять ее запах, которому обязан своим неровным дыханием. Сказать все, что не успел сказать при их последней встрече.
Обессиленного и обескровленного волка по-прежнему спасало его чутье, позволявшее оказываться в том месте, где он успешно мог воспользоваться своей сноровкой. Не подвело обоняние его и на этот раз. Марат настойчиво крутился возле норы, которую сумел отыскать рядом с поваленным тополем, догнивавшим у болотистого берега лесной реки. Вытащив из разрытой норы испачканную в земле морду, небрежно чихнул, поддавшись неодолимому позыву. Едва очухался, как вдруг увидел перед собой лосиху.
Непримиримый взгляд, обращенный к хищнику, выражал обеспокоенность, но она по-прежнему оставалась стоять на месте. Сейчас Марату чужда была мысль о проявлении своего хищного нрава. Лосиха же придерживалась своего инстинкта, который обострился с появлением из прибрежных кустов ее детеныша. Впервые в своей жизни волк не знал, что ему делать. Марат опустил голову и хотел уже было уйти.
Однако волку помешал это сделать внезапный удар в бок, отбросивший его к лежавшему на берегу тополю. В следующий миг он ощутил пронзительную боль в области ребер, прохладу от колотой раны, а вода перед его носом начала приобретать багровый оттенок. Марат с трудом поднял голову: он все еще мог рассмотреть синеву темнеющего неба и слышать шепот онемелых листьев, содрогавшихся перед ним под мирный звон в ушах. Увидел волк и подошедшего лося, на рогах которого виднелась его кровь. Пока хищник дышал, он все еще представлял опасность для него и его семьи. Это Марат прочел в хладнокровном взгляде зверя. В нем не было агрессии, как и не было жалости.
Марат не чувствовал боли в тот момент, когда лось занес над ним свою ногу. Лишь ощущение прохлады сырой земли под собой указывало волку на необходимость попытаться сделать еще один вдох, прежде чем перестать бороться за свою жизнь. Он закрыл глаза – довольно странный эффект предвкушения смерти: раздосадованный утерянной возможностью продолжить жизнь, волк испытал необъяснимое желание повернуть вспять время, неподвластное его прихотям. Череда сомнений в собственных убеждениях и, как следствие, недосказанность и желание поступиться своей гордостью. Что-то должно было стать оправданием подобных мыслей. И это что-то, возможно, тоска по ее лаю, который Марат слышал слишком часто для того, чтобы стараться не обращать на него внимания при жизни. Как слышал и теперь: все тот же лай, но теперь уже успокаивающий в преддверии смерти.
Однако