на пупырчатом теле завораживали. Вблизи глициновая рука ловила тепло, когда тусклый свет из рубцов падал на темные родимые пятна.
Ванадий на броне проскрежетал. Она дрогнула. Арагонда чуть наклонился, чтобы дугой не врезаться в уступ. Флуоресцент упал на бордовый орнамент – печать знати на плечах. При виде повелителя сердце всегда тяжелело, а разум с горестью сознавал, кто стоит перед ней. Никак Наида не могла привыкнуть к тому, что знает: "если видеть одного повелителя, улыбка под маской будет играть с тобой".
– Тебе же надоели уединенные встречи? – услышала дарссеанка отфильтрованный шлемом голос. Она спрятала руки в широкие рукава и выпрямилась.
– Невоспитанно говорить с девой, не сняв шлем, – сделала замечание повелителю. Он лишь фыркнул в усмешке. Казалось, что Арагонда забавлялся от дерзости, особенно, когда она гордо приподняла подбородок и надменно щурила глаза, но проговаривала слова с нежным дрожанием.
– Извините за ханжество, – ответил и поклонился повелитель.
Шлем лег на землю, оголил короткие волосы и торчащий из них толстый рог. Свет упал на глициновое лицо и высветил темные родимые пятна. Большие глаза играли высокомерием, губы ехидно и блаженно улыбались ей. Дарссеанка гордо утянула губы, приподняла голову ещё выше, и флуоресцентный свет прошелся по широким скулам вверх, а тень сошла с глаз. Арагонда вцепился взглядом. Всегда нравилось скопление на её глазах, будто белеющие звёзды тонули в изумрудной пыли и вместе создавали галактику вокруг чёрного, поглощающего свет, зрачка. Этот изумруд шел ей.
– Вы обещали, что освободите Корага, – вдруг повысила дарссеанка голос. Арагонда склонился. Во взгляде промелькнула печаль, которой не обмануть деву.
– Я предложил Корогу покой и добавил, что сохраню титул, но он отказался и пояснил, что хочет сражаться дальше.
«Как рыцарь при замке, я обязан сохранить честь и доблесть повелителя», вот что он сказал. И забавно добавил: «войнам нужно вдохновенье, чтобы биться с той же честью и благородством».
– Красивые слова, – тут же встряла она. – В стили Корога, но он не прозаик.
– Значит, ты плохо знаешь своего возлюбленного, – подметил Арагонда угрюмо. – Думала бы, прежде чем обвинять. Я никогда не вру, но ты уверяешь, что я – очередной варвар, который мажет слова грязью, чтобы скрыться в слоях земли.
Слова несли правду, а обиды сейчас некстати. Дева чувствовала и потому хотела сгладить беседу. Она на образ удивилась и с печалью склонила голову. Но, как только в памяти появились упертый образ Корога, дарссеанка устыдилась. Необъективно думает, потому ходит вокруг.
– Прошу, простите. Я хотела, – промямлила она уже вполне искренни, потом трепетно утихла и вжалась в пальто.
Повелитель шагнул к ней. Стук ванадия прозвучал преступно близко. Она вздрогнула и отпрянула глубже в пещеру. Арагонда остановился. Он уловил привычную отстранённость и недоступность.
– Что-то не так, – вырвалась догадка.
– Как