по оголённой ноге. Наида подхватила руку у колена, затем поцеловала его грудь, потом начала опускаться чуть ниже, пока не встала на колени. Она сняла броню на ногах, коленьях. Неожиданно Арагонда поднял дарссеанку на руки, принес Наиду к выпуклости у коралла и положил на землю. Она удобно улеглась, проскрежетав кончиком рога.
Арагонда снова взялся за конец майки. Дарссеанка приподняла руки. Когда красная майка оголила грудь и родимые пятна у сосков, он начал целовать их. Наида возбужденно вздрогнула и эротично вздохнула. Она схватилась за ткань, прогнулась и досняла майку. Тогда Арагонда опускался поцелуями ниже пупка, затем губами и языком прошелся вверх сначала по животу, потом по груди и страстно впился в шею. Наида держала повелителя за талию, когда он опустил руки и одной ладонью нежно раздвинул ей ногу. Дарссеанка приподнялась, облокотилась о землю. Её грудь набухла и свисла, а глаза на флуоресцентном сиянье сильнее загорелись изумрудом. Арагонда дернулся и прижался к ней низом. Их кожа издала хлопок, а дарссеанка прошипела, когда стиснула зубы, и болезненно нахмурилась. Она постаралась расслабиться и, когда прошло несколько минут, начала вздыхать.
3
Их преследует гром. Он бушует вдали и на миг чудится, как лихо раскаты стреляют в спину, а пули, как куски града, резво хлещут по металлической обшивке. Но, когда машина преодолела черту, преследователь начал отставать, а его крики постепенно стихать. Кораг глянул на программные окна лобового стекла. Датчики высветили то, как за машиной молния черкнула синей ручкой на тёмных облаках. Тогда воин безразлично увел глаза на центральное поле в стекле.
Если у залежей дорога подражала реке, от которой поднимался белый холодный пар, то теперь её грунт отогрелся, оттаял, словно поддался лихорадке бордюра, где нагнеталось тепло. Путь очистился от снега и потянулся вдоль леса зернистой металлической поступью. Лишь приглядевшись, Кораг видел почти прозрачные язычки пара, что тянулись ввысь.
Двигатель дребезжал. Иногда он замирал, но через секунды бешено бился. Кораг слышал плевки, будто глотка машины захлебывалась топливом. Он ощущал, как вибрирует руль и сиденье, и предположил, что легкая тряска идет от испорченного сердца, которое после долгих биений и тяжелого бремени начало непредсказуемо дребезжать и захлебываться собственной кровью. Старик всегда уверял, что его детка подобна каменной глыбе, долговечной и стойкой, когда как все остальные давно приметили, что машина похожа на улитку.
Они отъехали от дороги и остановились. Двери раскрылись. Тогда Кораг блаженно вздохнул в шлем. Теперь небо покорила гигантская сеть планетарных ступников, а ночной свет набросился на машину и оголил растёртую старчеством краску, небольшие царапины и вмятину на крыши, которая напоминала вздувшийся синяк.
"Ох уж эти небеса. Их покорили все звезды, кроме нас", – вспомнил Кораг слова Арагонды, своего вдохновителя.
Крышку капота раскрыл Вансиан и склонился над двигателем. Кораг заметил, как наставник озадаченно промычал и помельтешил головой.
– Думаю,