Затем на ум пришли складские надгробия из чисел. И тот холод, что испускало каждое число.
– Его рукоять, – встрял Вансиан, начал сопротивляться. Арагонда жестом приказал охране, и старика отпустили. – Я требую, чтобы его рукоять похоронили вместе с ними!
Арагонда задумчиво поднял подбородок.
– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы вам вернули рукоять. Вы же будете присутствовать на похоронах?
– Не сомневайтесь, – гордо ответил Вансиан.
– Тогда решено. А затем, после похорон, я требую, чтобы вы покинули замок, Вансиан.
– Что? – вздохнула Наида. – Как так?
Без брюзгливости Арагонда поднял и надел шлем. Он вальяжно прошел мимо Вансиана. Охрана пошла вслед за повелителем. Вдруг Арагонда откинул шлем в сторону. В очках отразился сам Вансиан.
– Будь моя воля, ваш труп украшал ворота замка. Боюсь, только Наида не выдержит две смерти сразу. Поэтому убирайтесь, пока дозволено! В доме я потерплю лишь вражеский труп.
Повелитель покинул комнату. Сердце Вансиана и Наиды разом отлегло. Обычно Арагонда не уступает. Вансиан хорошо это знал, но все равно люто ненавидел.
Глава 3 Мысль тянет, потянет, да дотянутся никак
1
Работать, чтобы наслаждение растопило часы. Наседает жалкий трепет, раз работа укутывает теплым одеялом. Но Варфоломей не слушает порицателя. Он наслаждается своей функцией, лишь бы забыться в чертежах и схемах, чтобы не переживать, а существовать в расчетах и рассуждениях. Там он тонет и забывает себя. Остаются лишь вычисления мозга. В такие моменты чувствуешь, что не отличим от безликой машины. Нужен звон будильника, чтобы проснуться, чтобы поворот стрелки вернул из алгоритма чисел и моделирования в мир бесконечных чувств и переживаний.
И когда Варфоломей возвращается в мир, его встречают воспоминания. Как только молодой советник впервые глянул на пустую просторную комнату, то ужаснулся. Он будто представил будущее и увидел всю ту ответственность и напряжение, что взвалит на него судьба, узрел, как проблемы и заботы будут вести к волнениям и бесконечной спешке, преследуя замысел повелителя.
Теперь прошли годы. Варфоломей приластился к броне и дорастил белёсый рог до макушки. На щеке впала ямочка, будто оплеуха, бурые волосы слегка потускнели, а родимые пятна стали напоминать налет. Зато глаза не изменили алому рассвету, как ответственность бескрайнему трепету.
Теперь посреди кабинета стоит массивный стол. По заказу, он подстать показывает дарссианскую мощь. Куст прирос к увесистой ножке, а проводка тянет по ней корни. Стебель высится. Листья ровняются полкам. На верхний глобус вращает магнитная подставка, которую полка питает прикосновением.
Трансляция пустила свет на столешницу. Проектор в фигурной ножке чуть поморгал. На солнечном диске замельтешили данные, и Варфоломей сморщился от ряби, сник взглядом и увял.
– Повелитель, – проговаривает он по привычке, но не впал в поклон со стула из-за банальной лени и уныния.
Лик повелителя возник над голографическими надписями.
– И