отрезал Варфоломей тишину.
– Нет. Это уже глупости, – стараторил и отмахнулся Иридий. Варфоломей озадаченно глянул. – Так ты поможешь?
– Ах, – со смешком произнес советник. – Куда я денусь. Ведь несмотря ни на что вы мой будущий повелитель.
Серверную вновь окатила тишина. Наследник глухо угукнул в фильтр и ничем более не ответил на лесть, а советник сник, не понимая, что же в словах лишнее. В чертогах разума они нашли место на полке среди непереваренных рассуждений о прототипе, симуляции, странностей и замысловатых аналогий повелителя.
Голографическая панель на руке померцала, шлем юрка прозвенел, когда Иридий перекачал все данные.
«Странное чувство, – внезапно подумал он. – Будто само моё естество шепчет: Арагонда хочет взрастить врага, чтобы позабавить эго».
3
Жёсткая мочалка хлюпает по глициновому животу, мажет мыльной пенной родимые пятна, оскальзывается, подпрыгивает на талию и шоркает пропотевшие груди. Жар бани истощает, но Наиде нравится такая слабость. Цокающие шторки каждый день рисуют решётку. Спальница навязывает отдыху роль повседневной рутины. Зато теперь тело изнывает со сластью, а разум умоляет о том, чтобы чуть дольше ощутить усталость и допустимую немощность.
Не странно ли то, как жара дарит экзотическое упоение? Внутри сауны пар запекает голое тело, которое обычно обжигает хладагент. По стенке текут ручьи горячей воды, стекают по пористому стеклу и нагнетают тепло. Иногда Наида спиной касается стенок, чтобы пригреть кожу и с наслаждением вздохнуть, но шипит, когда долго теплится, обжигаясь.
Поёрзав ягодицами, Наида уселась ниже. Потом она вдохнула пары. Горло охватило тепло, а нос прожег аромат. Масла насытили сауну древесными плодами. Они возносят. А вот слова отвлекают. Чужой голос будто перетягивает канат и валет наземь. Вдруг за ногу нежно дернули. В широко открытых глазах Анида подсела на среднюю полочку. Растрёпанные волосы у рога заставили Наиду улыбнуться. Шоркая тазом по полочке, она подвинулась, и начала расчесывать ребенка, бороздя пальцами по локонам с торчащим костяным язычком.
– Почему ты растрепана? Голова девы всегда должна быть ухоженной, – наставляла Наида, расчесывая волосы дочери.
Она не могла унять блаженство. Немощный организм черпнул из своих недр стакан живой воды. Чувства теплились, одаряя спокойствием, умиротворяя, будто мать должна грести волосы дочери вот так прихотливо, будто таков порядок вещей. Наида ликует, ибо принадлежит этому порядку. И она верит: "не о какой мотивации нет и речи". Просто приятно ухаживать за кем-то, кто не обхаживает тебя. Кто по невинности эгоистичен настолько, что даже не поймет, что за другим, более больным и слабым, нужен уход.
Волосы ребенка сомкнуты в мокрую солому. Наида собрала их у рога. Задела его. Язычок просвирепел, будто Наида натерла мокрый металл тряпкой. Палец стер влажную пленку и оголил ванадий. Рог исказил отражение матери.
– Я тут причем? – возмутилась Анида. – Майка задела рог, вот и волосы растрепались.
– Она порвалась?
Вопрос