погулять с дочерью.
Губы будто заколола запасная иголка.
– А ты будешь гулять с нами в куполе? – решила спросить Анида. Разочарование оставило незаметный след. Отвернувшись, Наида закатила глаза и продолжила натягивать одежду на капризное тело, которое баня словно измазала липким киселем.
– Если к полудню буду свободен.
Румяные щеки заглотили пузыри, а губы набухли. Арагонда не удержал улыбку, погладил девчушку по макушке, затем бросил на Наиду взгляд. Дарссенка ответила всё тем же пренебрежением. Тогда шлем вновь сел на лицо, и повелитель покинул их, догадываясь: ещё злится.
Прошли года. В теплые дни Наида таяла, иногда источала холод, временами кутила хитрости, а иногда снова злилась. Но Арагонда никогда не слабел хваткой. Он вел к сладкому моменту, где Вансиану всего лишь то нужно отбросить гордость, приклониться и покаяться за деянья. Капризы элементарны, не сверхъестественны, логичны для догадливых, а она противится, чем-то не удовлетворена.
Но Арагонда не уступал. Он крутил мысль:
«Пока не буду уверен, что Вансиан больше не станет наглеть – не пущу. Не позволю другим вытворять все, что сдумается в моем замке».
Доспехи клацают по коридору. Арагонда пытается отбросить их ссору, как ненужную глупость. Следом повелителя ждёт нечто более сложное. Нужно доказать Варфоломею, как пагубно скептичность действует на рассуждения. Неужели урок прошлого его так ничему не научил?
Свет экрана отражает дверь к советнику. Громила с желтой молнией поприветствовал владыку, припав на колено. Охрана повелителя окружила дверь. Сейчас Арагонда опустит ручку, а вот печаль никак не спадёт. Эта ссора. Повелитель только позабыл о ней в листах протоколов, а теперь, когда Наида продемонстрировала, что ещё злится, мысли вновь теряют орбиту, падают сквозь слои и трутся. Но повелитель не жалел, что по дороге зашел в сауну. Почему-то просьба Аниды его приятно удивила.
4
На голографической столешнице разбросаны стопки. Электронные бланки и листья стелятся в слоеный торт. Полочка у стола не вянет и не выпускает корни из ножки. На её твёрдых листьях валяются электронные стопки. Они стелятся кривой лестницей, а верхняя полка принадлежит левитрону, который накручивает круги, как волчок.
Окно источает свет и рисует яркие шпалы. Слепит. Иногда глыба замка проплывает мимо и суёт в окно свою тень. Но её выпровожает широкая лужица на потолке. Волны плещутся из люминесцентных бусин, надетых на проводку, и тень уходит.
В сумрак лампочки ярко желтые, как сейчас кресло, на котором снует Иридий сначала к стопкам, потом к спинке, затем вошкается и старается раскинуться удобней. Хотя доспехи на нём не теплятся, потому усидеться и вчитаться всё же легче.
Бусины гаснут, как только улавливают дневной свет. На миганье коротко глянул Варфоломей, затем глотнул из ободка и хлюпнул соком. Чашка пригревает пальцы и раз за разом скрывается за разбросанными бланками. Перчатки и шлем также припрятаны электронными стопками, пока доспехи ластят