открыл глаза.
– Я не буду участвовать в святотатстве, – твердо сказал он.
Гаиафа смешался на мгновение. Повисло гнетущее молчание. А потом раздался смех Ириды.
– Прости, Светлейший, но я ценю твое драгоценное время и не смею отвлекать тебя от многотрудных забот, – она, продолжая смеяться, сделала изящный поклон и удалилась.
Тусклые глаза Гаиафы налились свинцовой тяжестью.
Щенок!
Меня!
Перед этой размалеванной шлюхой!
– Ты будешь наказан, – сказал он звенящим от бешенства голосом, хватая колокольчик. – В оковы этого наглеца! – крикнул он. – Десять ударов бичом! Хлеб и вода до Страбониса!
Иоханнана подхватили, заламывая ему руки, и поволокли из комнаты.
– На все воля Господня, – успел прохрипеть он.
Появился служка, приносящий фрукты, приступил к уборке.
– Самарянка, значит? – негромко сказал Гаиафа, подходя к нему.
Служка поднял на него преданные глаза.
И Гаиафа ударил его в лицо, вложив в удар всю свою злость и раздражение.
* * *
Жалко.
Жалко на пороге смерти понимать, что жизнь прожита зря.
Семья? Дом? Добро в нем?
Все это – земные вехи на жизненном пути, не более того.
Вестим ли вехам путь?
Знает ли камень, что в нем заключено, – жертвенник или гроб?
Знает ли железо, кем оно станет, – лемехом плуга или ножом разбойника?
Знает ли дерево, для чего оно срублено, – для колыбели или распятия?
Камень? Железо? Дерево?
Без души все это – прах и тлен.
Жалко душу.
Скрипнули ворота. Во двор вошли Суламитт и Ииссах. Суламитт сразу подошла к лежащему на скамье у очага отцу, Ииссах сел в углу двора на корточки, опираясь о стену.
– Как ты, отец?
Иошаат помолчал. Что тут скажешь? Он протянул дрожащую старческую руку, чтобы погладить дочь.
Из дома вышел Осий.
– Пришли?
– А где остальные? – спросил Ииссах из глубины двора.
– Мать с Хаддахом пошли в горы за целебными травами для отца, – сказала Суламитт и после паузы добавила: – Встретить бы их – устали, поди…
– Ох, и набегался я за день за овцами, – сказал Ииссах, потягиваясь и зевая.
И встретил недоумевающий взгляд Осия.
– Ииссах… Овец пригнал я!
– Мы оба набегались, – согласился Ииссах, выдерживая взгляд.
Осий опустил голову.
– Овечка оказалась резвая, – сказала Суламитт в сторону, поджав губы.
– Это была не овечка, – сказал Ииссах, добродушно улыбаясь.
Суламитт посмотрела на него.
– Бодливая козочка, – закончил Ииссах, все так же улыбаясь.
– Схожу за ними, – Суламитт порывисто поднялась с места.
– А кто нас накормит? – спросил Ииссах.
– Иди, сестра, – быстро сказал Осий, – я управлюсь.
Иошаат чуть слышно застонал.
– Что