пыль и пепел. Он постоял, слепо, не мигая глядя перед собой, и пошел на голос. Его голос.
– Это – не ты! Не ты! – прохрипел Иошаат. – Сын не своей матери!
Осий и Суламитт подошли к отцу с двух сторон.
– Светленький, светленький! Хорошенький такой! – выкрикивал Иошаат, дрожа всем телом. – Красивый, как девочка.
– Отец! – Суламитт в страхе обняла Иошаата.
– Уберите от меня этого безумца! – крикнул Ииссах.
Он вжался спиной в глиняную стену двора, ощерившись и выставив перед собой руки, словно защищаясь от бессвязных слов.
Суламитт и Осий вдвоем остановили Иошаата и повернули его обратно к скамье. Он все порывался сказать еще что-то, но в горле его клокотало.
Ииссах оглянулся, тяжело дыша, как после бега. Взгляд его остановился на старой, рассохшейся колыбели. Он в сердцах пнул ветхое рукоделие, обращая его в обломки.
Иошаат остановился, качнувшись, как от удара, хватая воздух скрюченными пальцами.
– Про… кли… иии… ааа… – он мычал, силясь сдвинуть с места застрявший во рту камнем холодный язык.
И повалился на скамью.
Ииссах зорко оглядел всех. Суламитт рыдала, поднося ко рту отца питье и поддерживая его за голову. Осий хотел что-то сказать, но, встретив неподвижный взгляд Ииссаха, осекся, губы его задрожали, и он опустил голову.
– Вот и поужинали, – сказал Ииссах, отделяясь от стены.
И, гибкий, как хлыст, ушел наверх, в олею.
* * *
Тяжелый сыромятный бич со свистом рассек воздух, опускаясь на плечи привязанного к скамье Иоханнана. Голос служки, ведущего счет ударам, дрогнул. Не часто наказывают бичом служителей Храма!
– Раз.
Земля! Не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему27.
По спине наискосок вспухла чудовищная красная полоса.
Молчал Иоханнан, но плоть трепетала, познав объятие коварного бича.
– Два.
О, если бы верно взвешены были вопли мои,
и вместе с ними положили на весы страдание мое!
Крестом по спине легла вторая полоса.
Молчал Иоханнан, но безмерно удивлялся – почему вокруг не оглохли от его крика?
– Три.
Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой;
ужасы Божии ополчились против меня.
Молчал Иоханнан, и плакал, беззвучно глотая слезы, служка, ведущий счет, ибо впервые увидел, как слаба и беззащитна плоть человеческая.
Что за сила у меня, чтобы надеяться мне?
и какой конец, чтобы длить мне жизнь мою?
Молчал Иоханнан, потому что унижение и стыд оказались сильнее боли.
– Четыре.
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,
доколе не дашь мне проглотить слюну мою?
Молчал Иоханнан, потому что гнев оказался сильнее унижения.
– Пять.
Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель извращает правду?
Молчал Иоханнан, силясь не потерять сверкнувшую мысль