хочу стать большим и сильным!
– Да вы не поняли! Мы все станем. Только я первый.
– Да почему ты-то?! – вскипел Николай.
– Ну, потому что из нас троих я самый сильный. И если что-то случится со мной во время эксперимента, у меня больше шансов выжить. К тому же кто-то обязательно должен остаться здесь. А кроме тебя, Вовик, это поручить некому. Мы же с Николкиным вообще в этой технике не «рубим». А ты хотя бы отключить сможешь, если что не так пойдет. Если же все пройдет хорошо и получится, как надо, вы просто сделаете то же, что и я.
Емельянова подобный расклад устроил. К сожалению, авторитетом он пользовался только среди друзей. Тем более – как ученый. Зубров, похоже, был не согласен, но ещё не придумал, как возразить. Он только обиженно засопел. Вдруг со стороны входной двери раздалось уверенное царапанье, и в комнату вошла громадная Василиска. Под её блестящей шкурой ощутимо перекатились бугры мускулов. Феоктистов несмело приблизился и, увидев, что любимица не проявляет агрессивности, начал с удовольствием гладить кошку. Зубров ещё раз обиженно посмотрел на них, а квартиру тем временем наполнило громоподобное мурлыканье.
– Ну, вообще-то, у меня всё готово, – намекнул Емельянов.
– Ну и я готов! – сразу вскочил Володька. Нарочито медленно занял место в «лепестке» и, скрывая волнение, заорал: – Поехали!
Вовка повернул рычаг. В это мгновение Николай сорвался с места и распахнул второй «лепесток». Быстро юркнул внутрь. Емельянов не успел его остановить – ванна уже загудела и начала сворачиваться. Он лишь заметил, как скрестились два взгляда – осуждающе-недоуменный Феоктистова и задорный, радостно-вызывающий, Зуброва.
* * *
Очнулись экспериментаторы где-то на припёке, среди высоких соцветий бледно-зеленой травы. Оба лежали в тех же позах, что придало им забытье «уснувшей жизни», но никаких следов анабиозного аппарата вокруг не наблюдалось. Метрах в десяти, по краям небольшой поляны, красовалось неровное кольцо пышных кустов, а за ними поднимались кроны каких-то лиственных деревьев. Теплый порывистый ветер весьма недвусмысленно шевелил это великолепие, донося то сырой запах прели, то медвяный аромат разнотравья.
– Господи, лето, что ли уже наступило? – ошарашено пробормотал Зубров.
Феоктистов ещё раз окинул его осуждающим взглядом, но ничего не сказал. А тем временем полностью пришедший в себя Колька ощупал тело:
– Слушай, по-моему, мышцы у меня больше не стали.
– Мозгов бы тебе кто побольше вставил, экспериментатор …! Ты за каким… в ванну полез?!
– Тебе одному, что ли, на халяву «качаться»?
Несмотря на эмоциональность разговора, настоящей злости у мальчишек не было. Напускная грубость составляла их особый жаргон, лишь подтверждавший тесную дружбу.
– Ну ладно, «накачался»? – съязвил Володя.
– На себя посмотри.
Феоктистов вынужден был признать, что мускулы, действительно,