пальто.
Усмехнувшись, Элина встала и отошла в сторону, оставив меня наедине со стариком, который, конечно, на вечеринке не присутствовал, но своей придурочностью так меня вдруг увлек, что было интересно вообразить, как мы с ним общаемся.
– Как же ты дошел до такой жизни? – спросил бы я деда, который виделся мне сухопарым, лысым, с жидкой бороденкой и крошками, запутавшимися в пегих волосах возле рта.
– Жизнь сама довела и не спрашивала, – услышал я ответ.
Старик сел на стул рядом со мной и пожевал бескровными губами. Он был одет в грязную рубаху с сине-красной вышивкой по вороту, туго обхватывающему темную морщинистую шею.
– Маешься? – спросил он.
– Пью, – со вздохом согласился я, покрутив в руке пустой стакан, – Домой хочу, но тот парень, – я показал на Леву, болтавшего с незнакомой женщиной в крупных серьгах, – меня отвезти обещал. У него машина. Жду теперь.
– Своей-то чего не завел? – сварливо спросил старик.
– А деньги где? – ответил я вопросом на вопрос.
– Эх-ты, гольтепа, – дед обозвал меня не обидно, а даже ласково. Вроде: мы с тобой одного поля ягода, – Поди и пальта нет? – участливо обронил он.
– Нет. Куртка есть, а пальто нет, – сказал я, вдруг почувствовав себя голым.
На мне были туфли с толстыми носами, выходной синий костюм в талию, полосатая рубашка и запонки в форме футбольных мячей, но после слов деда мне показалось, что по телу гуляет ветер, и надо прикрыться.
– Зря, – сказал старик, – Пальто – это святое. Спать идешь – тебе одеяло, в магазин идешь – все в карманы кладешь.
– Удобно, – признал я его правоту, – Ты, дедушка, молодец.
Старик подозрительно посмотрел на меня, и я поспешил пояснить:
– Вот смеются люди над тобой, что ты всегда в пальто ходишь, а тебе хоть бы хны. Живешь, как хочешь, и на других не оглядываешься. Уважаю.
– Не живу я, – насупил старик густые белые брови, – Как баба моя померла, так ничего не осталось у меня. Думал, чужие мы, а как ушла, так кончилось все у меня. Труха одна, да холод лютый.
– А дети есть? – осторожно поинтересовался я.
– Куда ж без них, – с горечью сказал дед, – Трое. Старший баржи гоняет. Дочка, Лерочка, инженером сейчас. Детей у нее двое от дурака-дальнобойщика. В 16 лет забрюхатил, подлец, да увез в свою тьмутаракань, – дед обиженно заморгал.
– А третий кто? Тоже дочка?
– Сын, – коротко бросил он, – Супружница через него и кончилась. Довел он ее. Ростишь их ростишь, а они тебе, етит твою, сюрпризы преподносят, как не свои, – глаза старика стали набухать, – Говно он, а не сын. Вместо сердца кувалда ледяная. Сколько она за ним бегала, просила, плакала, а он, эх, – дед махнул рукой.
«В тюрьму сел, – решил я, – Попал мальчик в дурную компанию, а та его в преступный промысел завлекла. Сын за решеткой, а бабка – в могиле».
– Жалко мне тебя, – сказал я.
– Чего