улыбнулся.
– Ну хотя бы в этом я прав. Я сказал ему: «Но я же помню, что никогда не умел рисовать! Я знаю это!» А он вышел из себя и стал орать: «Помнишь?! Нихрена ты не помнишь, не должен помнить!» Я продолжал спорить, и тогда… он ударил меня, влепил затрещину. Это было так больно и так неожиданно… Я вдруг подумал, что совсем не знаю этого человека. Что не просто никогда не видел его таким злым, но и даже понятия не имею, на что он вообще способен.
– Ого… Но почему он разозлился?
– Не знаю. То есть это тогда я ничего не понял, теперь-то уже догадываюсь… Я такой дурак – испугался и даже почти не слушал, а надо было запомнить… – Хиру закрыл лицо руками, и его слова превратились в неразборчивое бормотание.
– Эй… – Берн осторожно потрогал его за плечо.
– Да, прости… Я говорю, если бы я тогда прислушался к его словам, то знал бы сейчас намного больше. А так только какие-то обрывки… Отец кричал: «Щенок, ты снова портишь мне все! Снова напрашиваешься!.. Опять, опять все к чертям!..» Потом отобрал у меня те листки и ушел из дома, он был в бешенстве… Когда он вернулся, я сделал вид, что поверил его объяснениям – мне не хотелось, чтобы он снова начал так страшно орать. Но я продолжал ломать голову над своей находкой и над реакцией отца… А он несколько дней после того случая глаз с меня не спускал, внимательно наблюдал… Помнишь, я даже просил, чтобы ты не приходил после уроков? Вот, это как раз тогда… Я думал про него и про свою болезнь. Чем я болел, что со мной случилось? Я не помню этого, почему-то даже не задумывался никогда. Наверное, сначала знал, а потом просто был рад, что все закончилось и я жив остался. Больницу совсем не помню, как лечили – не помню… – Хиру немного помолчал и тихо продолжил: – На прошлой неделе отец пришел домой очень поздно, я уже спать лег. Лег, но не спал. Я слышал, как он заглянул в мою комнату, стоял в дверях, тяжело дышал… От него несло алкоголем. Мне почему-то подумалось, что он жалеет о том, что так напугал меня своей вспышкой, но… Он пробормотал: «Сукин сын… Гребаная твоя память, где я опять ошибся? Думаешь, легко ее менять, мелкий ублюдок?..»
– Ты ослышался, – сказал Берн. – Или тебе приснилось. Или запомнил не так – сам же на проблемы с головой жалуешься!
– Да я тоже так подумал… – прошептал Хиру, утыкаясь лбом в колени. В этом движении было столько отчаяния, что Берн моментально поверил в каждое только что произнесенное слово. Он представил, как услышал бы подобное от собственного отца. Да, это очень четко впечаталось бы в сознание, все до последнего слога!
– Я верю тебе…
Берн осторожно коснулся рукой выгнутой спины Хиру. Под натянувшейся тонкой рубашкой выступали твердые позвонки. Берн провел по ним кончиками пальцев сверху вниз и снизу вверх. Позвонки пришли в движение, Хиру повернулся к нему, посмотрел долгим изучающим взглядом. Он весь был какой-то новый, незнакомый, другой, будто Берн и не знал его вовсе. Но в то же время – не чужой. Тот же, просто он был напуган и взволнован, он доверил Берну свой страшный секрет и теперь