прибавился ещё и ноющий ледяной ветер, пронизывающий до костей и швыряющий в лицо колючие хлопья снега.
Будучи в лесу как у себя дома и ориентируясь в нём лучше, чем кто-либо иной, Ги повёл отряд к лагерю лесорубов, решив, что стать на ночлег будет лучше всего именно там.
Их путь пролегал через узкую просеку, проложенную сквозь густую дубраву. Темно было хоть глаз выколи. Ги едва смог высечь искру из замёрзшего огнива, чтобы разжечь свой факел. А от него уже зажгли свои факелы Альбер, герр Юрген и двое других охотников. И огни их стали, словно путеводные светочи в бездне непроглядного мрака.
Лишь спустя час езды через зловещий ночной лес, стенающий под ледяным ветром, охотничий отряд добрался до лагеря лесорубов, укрывшегося в самой лесной гуще. Сначала, сквозь непроглядную морозную мглу, показалось мерцающее пламя костра, затем очертания простеньких домишек и находящихся возле них людей. Продрогшие, уставшие, и, самое главное, голодные путники могли вздохнуть с облегчением.
Это было небольшое поселение из семи домиков, где жили лесорубы со своими семьями, и множества подсобных построек – конюшен, сараев, складов и прочего.
Это были единственные люди во всём баронском имении, коим официально разрешалось валить лес. Они не только добывали дрова для топки, в которых ежедневно нуждался баронский замок и сопредельные с ним жилища, но и заготавливали строительный лес, в коем также имелась постоянная нужда. В качестве платы за труд им разрешалось продавать лес крестьянам и мастеровым, но, конечно же, с отчислением львиной доли выручки в казну баронства.
Ги, как и остальные охотники, хорошо знал лесорубов, и даже вёл дружбу с некоторыми из них. Объезжая вверенные ему владения, он часто останавливался у них, а иногда и подолгу жил в их лагере. Все, кто в ту минуту был на улице, с радостью встретили этих нежданных гостей. Закончив свою работу ровно на закате солнца, лесорубы, вместе со своими жёнами и подругами, расселись вокруг костра и с заливным смехом травили байки.
Настоящий фурор произвело появление баронессы. Все, находящиеся вокруг, были её верноподданными, но мало кто из обитателей лагеря до этого видел её живьём. Когда госпожа сошла с лошади, лесорубы приветствовали её нижайшими поклонами, а некоторые даже припадали с поцелуями к подолу её шубы. Возле костра ей отвели самое почётное место, для чего из дома даже вынесли высокий дубовый стул. Мужчины откровенно любовались красотой и роскошью своей госпожи, то и дело рассыпаясь во всяческих комплиментах, а женщины смотрели как с долей восхищения, так и с долей плохо скрываемой зависти.
Воздух в лагере был просто пропитан чарующим ароматом свежесрубленного дерева и застывших на нём капелек древесной смолы. К нему добавлялся запах костра и восходящий из открытых бурдюков дух красного пино-нуар. Вскоре к ним добавился ещё и просто сводящий с ума аромат жареной дичи.
Как опытный охотник, знающий толк в разделке своих трофеев,