военной профессии. Все, за исключением двоих, были в Афганистане, а некоторые участвовали и в других боевых операциях – Андрей, бывший десантник (и большой почитатель Лебедя как командующего), имел за плечами шесть таких операций, включая Баку в 1990 году. С другой стороны, им было уже под или за тридцать, они имели семьи, то есть уже были слишком возрастными и нагруженными слишком большой личной ответственностью людьми для того рода инстинктивного безрассудства, который необходим для действительно хороших боевых частей, за исключением тех обстоятельств, когда угроза всей стране и собственным семьям становится явной и ошеломляющей.
Вот что сказал мне Дима, один из самых молодых (ему было 23 года):
«Знаете, в восемнадцать каждый думает, что он Рембо. Но я женат, у меня десятимесячный ребенок [он с усмешкой сказал, что женат всего шесть месяцев – “поторопились, как видите”]. Остальные – то же самое: все семейные люди. Всё, чего мы хотим, – это грамотно делать свою работу здесь, а затем вернуться к нашим семьям. Мы не стремимся безрассудно геройствовать… Прежде всего, нам просто надо не подвести друг друга, не подвести наших друзей».
Кроме того, они не важничали и не бахвалились. Дима сказал, что вступил в СОБР, будучи армейским лейтенантом: «Потому что мне нравится армейская жизнь, – хотя не нравится то, как платят в армии! Так что, если всё так пойдет и дальше, армия – это просто не карьера на всю жизнь».
Наконец, в определенном отношении собровцы, довольно отличаясь от других российских войск, определенно являли абсурдное сходство со своими чеченскими противниками. Наиболее явным поразительным признаком этого были их бороды. Андрей, с его рыжеватой бородой пучком, широкими и высокими скулами, маленькими, слегка косыми глазами и хитроватой усмешкой, напоминал одного из тех грубоватых, деловитых, смешливых и порой безжалостных русских крестьян, которые населяют страницы русской литературы XIX века. Он никак не походил на советского офицера или современного российского офицера из любой стандартной линейной части. Бороды были у всех двенадцати собровцев, за исключением двоих (Дима, чтобы походить на них, явно стал отращивать бороду, хотя она еще была гораздо тоньше). До самого конца 1980-х годов бород в советских вооруженных силах попросту никогда не носили – это было не просто против любых правил, но и признаком диссидентства. Для меня наличие бороды выглядело стремлением собровцев отделить мужей от мальчиков, крепких профессионалов СОБРа от хилых призывников – но также, возможно, и неотчетливым зарождением нового постсоветского духа, ведь «борода – это старая русская традиция», как сказал мне Олег. Аналогичными были и другие многочисленные детали их персонального облика: красный шарф с белыми точками у Олега, маленький золотой крестик у Андрея или банданы, которые носили некоторые из них, – всё это совершенно выходило за рамки устава.
Но куда более важной была дисциплина в группе СОБРа. Это было настолько непохоже на остальную армию, что