обычно ведут себя в подобные дни. Когда после обеда они провожали нас домой пешком (они нашли для нас место, где остановиться неподалеку, в семье русской женщины, которая работала на комендатуру), они передвигались, как люди, подготовленные для сражений в городских условиях, – в свободном порядке, перекрывая различные углы возможного нападения.
И в этом, и в других случаях они немного болтали о себе и о своем подразделении. Отчасти сказанное ими можно считать показным хвастовством, рассчитанным на нас и еще на пару нервозно выглядевших штабных офицеров, чей испуг явно доставлял собровцам удовольствие. Однако прозвучало и несколько интересных вещей. Например, о том, каким безумным способом было собрано их подразделение – из добровольцев, которых набирали в январе по одному-два человека из разных региональных частей от Мурманска до Владивостока. После того как они несколько дней просидели на базе в Москве в ожидании самолета, их наконец отправили в Грозный без какой-либо возможности для совместной подготовки более чем часовой продолжительности, что едва ли было подходящим способом создания «элитного» подразделения. (СОБР как таковой был создан чуть больше, чем за год до начала войны, после событий октября 1993 года, и состоял из добровольцев из внутренних войск, милиции и вооруженных частей контрразведки (ФСК).)
Интересно было также, что, несмотря на приведенные выше слова собровца о борьбе с мафией, эти элитные войска были сыты по горло как самой войной в Чечне, так и собственно службой в целом. Командир собровцев, майор по имени Андрей (достаточно впечатляющий персонаж, чей вид прирожденного командира несколько напоминал Шамиля Басаева), признавался, что подумывает об отставке, чтобы стать частным телохранителем. Он проработал некоторое время телохранителем правительственных чиновников в Москве и был уверен, что сможет найти хорошее место:
«Мне немного надо, потому что я был солдатом по жизни. Но мужчина, в конце концов, должен думать о своей семье, и жалованье должно быть впятеро выше или даже еще больше, чем то, что я получаю сейчас, даже с надбавкой за службу здесь. В любом случае государство показало, что ему наплевать на своих солдат или милиционеров. Просто сейчас дело обстоит именно так. Кто будет солдатом, если можно работать в банке?»
Ощущение разочарования и пессимизма было всеобщим, даже несмотря на то, что оно не производило столь плачевного воздействия на боевой дух собровцев, как в других частях армии. Я спросил собровца Диму, не является ли борьба с мафией безнадежным делом в условиях растущей криминализации и коррупции в самом российском государстве. Он грустно пожал плечами: «Возможно, но нам надо продолжать пытаться это делать. Иначе всё пойдет к чертям, и никакая достойная, нормальная жизнь в России не будет возможна».
Еще одним аспектом, который стала очевиден за стаканом коньяка (хотя и прежде всё это особенно не скрывалось), была та степень неуважения и презрения, которую они испытывали к российским