совершая иногда прогулки по нескольку верст. Великий князь любил ходить, обозревая окрестные деревни, и тогда в особенности отдавался своим любимым разговорам. Он находился под обаянием начавшейся молодости, которая сама создает себе привлекательные картины, тешится ими, не останавливаясь перед невозможным, и строит бесконечные планы на будущее, которому как будто не предвидится конца.
По своим воззрениям Александр являлся последователем 1789 года: он всюду хотел бы видеть республики и считал эту форму правления единственной, отвечающей желаниям и правам человечества. Хотя я и сам находился тогда во власти экзальтации и был рожден и воспитан в республике, где принципы Французской революции были встречены и восприняты с энтузиазмом, тем не менее в наших беседах я обнаруживал более рассудительности и умерял крайние мнения великого князя. Он между прочим утверждал, что престолонаследие является несправедливым и бессмысленным установлением, что передача верховной власти должна зависеть не от случайностей рождения, а от голосования народа, который сумеет выбрать наиболее способного правителя. Я представлял ему все, что можно было сказать против этого мнения, – трудность и случайность избрания; я указывал на то, как страдала от этого Польша и как мало Россия подготовлена к установлению такого порядка. Я добавлял, что по крайней мере на этот раз Россия ничего бы не выиграла, так как могла бы потерять того, кто был наиболее достоин стать у власти и кто питал самые благодетельные, самые чистые намерения.
Разговоры на эту тему возобновлялись между нами беспрерывно. Иногда во время наших продолжительных прогулок разговор переходил на другие предметы, касался уже не политики, а природы, и молодой великий князь горячо восхищался ее красотами. Надо было быть очень расположенным к такого рода наслаждениям, чтобы находить их в местности, где мы гуляли; но, в конце концов, все в мире относительно, и великий князь восхищался цветком, листвой деревьев, скромным пейзажем, который открывался с какого-нибудь незначительного холма, ибо нет ничего менее живописного, чем окрестности Петербурга. Александр любил сады и вид деревень, любовался работающими крестьянами и деревенской красотой крестьянок. Сельские занятия, полевые работы, простая, спокойная, уединенная жизнь на какой-нибудь ферме, в приятном далеком уголке, – такова была мечта, которую он хотел бы осуществить и к которой со вздохом беспрестанно возвращался.
Я хорошо чувствовал, что это не то, что ему нужно на самом деле, что для его высокого назначения, для совершения крупных преобразований в социальном строе надо было бы иметь больше подъема, силы, огня, веры в самого себя, чего не было заметно у великого князя. В его положении желание избавиться от ожидавшего его огромного бремени и склонность к вздохам по досугу спокойной жизни были достойны порицания; недостаточно рассуждать о трудностях своего положения и страшиться их, надо зажечься страстным желанием их превозмочь.
Эти