таким оборотом дела и говорившего, что он приедет в Петербург вырвать этот «зуб», утвердили графа Салтыкова в той силе и влиянии, какими он пользовался долгое время.
Через графа Салтыкова императрица передавала свои поручения и делала выговоры не только молодым великим князьям, – он являлся передатчиком слов Екатерины и в тех случаях, когда она имела что-нибудь сказать великому князю Павлу. Граф Салтыков иногда пропускал или смягчал особенно неприятные или слишком строгие слова в приказах или выговорах императрицы своему сыну; точно так же поступал он и с ответами, которые приносил, замалчивая половину сказанного ему и смягчая остальное таким образом, что обе стороны оставались, насколько возможно, удовлетворены взаимным объяснением. Хитрый посредник один знал правду и хорошо остерегался, чтобы не проговориться. Быть может, способность к успешному выполнению такой роли и составляла основное достоинство графа, но все же следует признать, что человек с его замашками и характером очень мало подходил к тому, чтобы руководить воспитанием молодого наследника престола и оказывать благотворное воздействие на его характер.
Граф Салтыков был главным руководителем воспитания обоих великих князей, но, кроме того, каждый из них имел еще особого воспитателя и приставленных к нему дядек. Выбор обоих воспитателей был еще более необычайным, чем выбор главного руководителя. Великий князь Александр был поручен специальному наблюдению графа Протасова, у которого не было иных заслуг, кроме той, что он был братом заслуженной фрейлины, старой фаворитки императрицы, в сущности, доброй особы, но об обязанностях которой рассказывали тысячи необычайных анекдотов. Воспитание великого князя Константина было доверено графу Сакену. Это был человек небольшого ума, не умевший заставить себя уважать: он служил предметом вечных шуток и язвительных насмешек своего ученика. Что касается графа Протасова, то думаю, что не совершу несправедливости, оценивая его как полнейшего тупицу. Великий князь, не будучи насмешником, не высмеивал его, но никогда не питал к нему ни малейшего уважения.
Что касается дядек, то выбор их определялся только фавором. Исключение составил лишь Муравьев, которого Александр, по восшествии на престол, хотел сделать своим секретарем по приему прошений, а впоследствии назначил попечителем Московского учебного округа. Это был благородный человек и, как говорили, образованный, но такой необычной робости, что был совершенно неспособен вести дела. Я должен упомянуть еще о Будберге, который несколькими годами позже сменил меня в министерстве иностранных дел.
Подобная среда могла привить только недостатки, и обнаруженные Александром хорошие качества достойны тем большего удивления и похвалы, что он развил их в себе, несмотря на полученное воспитание и примеры, которые были у него перед глазами.
К концу пребывания в Таврическом дворце, в 1796 году – то был последний год жизни Екатерины и существования