часов длилось общее ожидание… Было уже поздно, когда стали замечать перешептывания между теми, кто мог знать, в чем дело, и беготню взад и вперед лиц, торопливо входивших во внутренние покои императрицы и возвращавшихся оттуда. Там чувствовалось сильное волнение. Наконец, после четырех часов томительного ожидания, нам объявили, что обряд не состоится. Императрица прислала просить у архиепископов извинения в том, что их напрасно заставили явиться в облачении; дамам в пышных фижмах и всем собравшимся в богатых парадных костюмах было сказано, что они могут удалиться, ибо обряд отложен по причине некоторых неожиданных и незначительных препятствий. Но скоро стало известно, что помолвка разорвана.
Граф Морков, легкомысленный по своей самонадеянности, невнимательный в силу гордости и презрения ко всему, что непосредственно его не касалось, был уверен, что все устроится, и не позаботился о том, чтобы условия брака были выражены в письменной форме и своевременно подписаны. Лишь только дело дошло до подписи, возникли препятствия. Король Густав IV желал, чтобы русская княжна, будущая королева Швеции, была ограничена в свободе исполнения обрядов ее религии в Стокгольме. Шведы, страстные протестанты, также подымали рассуждения по этому вопросу. Граф Морков не обратил на это обстоятельство особого внимания и решил, что нужно двигать дело и поступать так, как будто бы все уже было обсуждено, не давая шведам времени для размышлений, исходя при этом из того, что они не осмелятся отказаться от дела, которое зашло уже слишком далеко; он полагал далее, что прекрасная наружность великой княжны довершит то, чего не могла достичь ловкость русского министра. Но дела приняли не тот оборот, на какой рассчитывал Морков, полагаясь на свою прозорливость. Молодой король был самым ревностным протестантом во всей Швеции. Он никак не хотел давать своего согласия на то, чтобы у его жены была в Стокгольме православная церковь. Его министры, советники, сам регент, боясь последствий оскорбления, наносимого Екатерине, советовали ему уступить ее желаниям и изыскать какое-нибудь среднее примирительное решение, но все было напрасно. Вместо того чтобы поддаться этим убеждениям, Густав IV в продолжительных беседах с молодой великой княжной старался склонить ее на свою сторону и почти заставил ее дать обещание принять религию своего будущего мужа и той страны, в которой ей предстояло поселиться. Напрасно королю говорили, что он подвергает Швецию опасности войны с Россией, если, зайдя уже так далеко, откажется от брачного союза перед самым его совершением. Все было тщетно. Напрасно назначили день обручения, напрасно ожидали торжества парадно одетая императрица, духовенство и весь собравшийся двор, – ничто не тронуло Густава IV.
Это упорство молодого короля по отношению к требованиям России и ее могущественной властительницы вначале обеспокоило, а затем испугало шведов, но в конце концов понравилось им: их тщеславию льстило, что король выказал столько характера. Оживление,