Но Ринго – мужик что надо! Он откладывает термос. Он отбрасывает чертов пирожок вместе с его чертовым мясом. Он вынимает квиточник. Раскрывает его. Достает ручку. И строго, но справедливо, начинает вещать. Слова его – грозные, тихие, но полные скрытой мощи, разносятся по району и улетают куда то далеко-далеко:
– За покушение на честь, достоинство и печные трубы кенсингтонского народа! За мерзкое надругательство над жителями последнего! За порчу всенародной собственности мерзкими непристойностями! За…
Долго читал Ринго. Как острые ножи, впивались слова в темную фигуру с ледорубом за спиной. И, наконец, когда последнее слово уже готово было сорваться с ринговых губ, незнакомец разомкнул свои. Он сказал, и даже Старра потрясло величие и подчеркнутое достоинство сказанных им слов:
– А, это ты, Блюстик! Я-то стою и думаю – трубочист, не трубочист! А это вона кто! Чего ж ты делаешь на крыше? Внимание! Рядом с антенной поставил я лисий капкан, а напротив дымохода – волчий! Не споткнитесь.
Ринго молча развернулся, молча улез в дымоход, и о нем ничего не было слышно в течение недели. Переживал, наверно. Ангус никому ничего не рассказал. Только Филу. Тот занес сообщение в «3олотую книгу», откуда и пошла легенда, и мы узнали, собственно. И вам рассказали, только вы – ни одной живой душе, ладно?
Альпинист буянил еще долго, пока всех однажды не потрясло следующее событие. Как-то посреди ночи, когда почему-то мало кто спал (было всего-то полтретьего утра первого января), все шлялись по улицам, в основной своей массе, правда, пребывая в «Шинке». Лилась спокойная светская беседа, пока общий гул и битие кружками по выям не прекратил дикий рев Дэвида Ковердейла:
– Глядите! Глядите же, не будь я знатный ковровец! Это же просто хрущ какой-то!
Все приникли к окнам. Это был не хрущ, ибо хрущи посещают Великую Британию исключительно в июне, отчего и зовутся июньскими жуками. Напротив – по крыше дома г-на Дикона медленно брел Трубочист. Теперь, при свете фонарей, можно было отчетливо разобрать хотя бы очертания Альпиниста. Был он в неширок в плечах, высок, худ и в лыжной шапочке. Глубокое впечатление на всех произвел нос призрака – большой, чуть отвисающий, издали он напоминал тюбик клея «Уникум». В худых руках с огромными ладонями призрак держал ледоруб.
Всех затрясло, и именно это, возможно, и дало толчок всему помещению, которое, по принципу костяшек домино, передало толчок далее, в результате чего сотрясение дошло до дома, по крыше которого карабкался наш общий друг. Не удержавшись на скользком обледенелом скате, Трубочист закричал и полетел вниз. Хорошо, что январь выдался снежный. Хотя трубочисту было все равно – в сугроб он не попал, а гукнулся спиной об табличку «По газонам не ходить – ноги выдерну!». И замер.
Когда все высыпали из «Шинка», незнакомец не подавал признаков жизни. Внезапно он зашевелился, но не по своей воле – из-под чужестранца выкарабкался