кинут к ненужным мыслям, ввергнут в еще более глубокую пучину отчаяния – и подплывать к бывшему коллеге не стал.
Да и вообще в море я вел себя так же, как на суше: оставался сам по себе среди толпы. В вакууме, образованном собственным полем.
Те, с кем я душевно пил: и голландцы, и Кристиан, и уже уехавший Саша и недавно появившиеся молодых хирурги из Челябинска, друзья Володя и Артем – представляли исключение и тем самым подтверждали правило.
Внешне, конечно, никто не мог заподозрить во мне индивидуалиста, мечтающей о Диогеновой бочке.
Я вращался в отдыхающем обществе и ни от кого не прятался. Со мной здоровались многие и я здоровался с целой массой людей.
Но при том оставался одиноким, словно стратосферный зонд, медленно поднимающийся вверх и еще медленнее раздувающийся. Не от уменьшающегося давления, а от пьянства.
* * *
Вот и сейчас я стоял на отмели с закрытыми глазами, раскинув руки в обе стороны – как совершивший аварийную посадку самолет с пустыми баками – давая волне отрывать от дна, поднимать и опускать мое тело.
Мне было хорошо.
Ну… почти хорошо и этого казалось достаточным.
Кругом галдела разноязыкая толпа, переговариваясь между собой отдыхающие, турки приставали к белым женщинам, не смущаясь отказами и проверяя всех подряд.
Не слушать было невозможно, а слушать было почти смешно.
–… И представляете, незадолго до отпуска его привели к нам…
– Да-да.
–…Моложе меня на десять лет. Потом сказали – он родственник главного бухгалтера…
– Да-да.
–…Привели к нам в кабинет и сказали – вот ваш новый начальник, хотя…
–Да-да.
Я открыл глаза.
Передо мной, покачиваясь под ударами воды, переговаривались две соотечественницы из соседнего отеля.
Их «городской» пляж, такой же бестолковый, примыкал к нашему, но море там было очищено от донных камней. То, что этих занесло сюда, не удивляло: женщины подобного типа имели вместо ног копыта и могли ходить хоть по камням, хоть по раскаленной крыше, не ощущая неудобства.
Отвечавшая «да-да» была незнакомой, а рассказчицу я знал. Точнее, приметил еще в первый день, когда исследовал шельф, несколько раз нырнул, потерял ориентацию и, выйдя из моря, очутился на чужой территории. Причем ошибку я понял по зонтикам: наши состояли из концентрических белых и зеленых полосок, у соседей были радиально размечены в красную.
Эта невысокая плотная дама находилась в моем возрасте или даже его не достигла, но казалась старше из-за крашеной химической завивки – точь-в-точь такой, как у жены Никулина в «Бриллиантовой руки», эпохи «В СССР секса нет». Она жила в отеле, о чем говорил синий браслет на руке, но на пляж являлась в таком виде, будто только что сошла с дальнего поезда. Все прочие женщины пятьдесят метров от номера до пляжа преодолевали в легких халатах, майках и шортах, прозрачных парео или даже просто в купальниках. А эта