но мне стало жаль страдальца. Ведь я тоже же сих пор кого-то искал, причем наверняка куда более безнадежно.
– Leider, ‘ch bin keine Maedchen, – довольно дружелюбно ответил я.
И, дополняя слова, похлопал себя по тем местам, которые приличные женщины тут все-таки обычно прикрывали.
Турок, вытаращил глаза, потом рассмеялся и проговорил что-то, горячо и быстро-быстро.
То ли извинялся, говорил, что ошибся, а на самом деле не имел в виду дурного. Или просто жаловался на жизнь, вынуждавшую ловить женщин в грязной прибрежной воде, где брезговал купаться мой собутыльник и почти друг Кристиан. В речи искателя несколько раз промелькнуло слово «алла»: скорее всего, бедняга божился. Турецкий был одним из немногих языков, на котором я не знал ничего, кроме «сабуну юк» – то есть «мыло кончилось», о чем постоянно приходилось жаловаться горничным – но общий смысл я понял.
– Бисмилля ир-Рахман Рахим! – ответил я символом мусульманской веры и снова нырнул.
А вынырнув, не увидел ни ловца жемчуга, ни химической мамаши с ее неутешенными девчонками. То ли меня отнесло волной, то шли унесло их, то ли случилось и то, и другое.
Вместо прежних пловцов и купальщиков передо мной стоял другой турок – не только знакомый, но даже известный мне по имени Ибрагим.
Он носил красную шапку с козырьком; такая в дни моей молодости почему-то обозначалась полуцензурным словом. Волосатый, пожилой, весьма добропорядочный, невероятно загорелый, украшенный седой бородой, он вызывал мысль о сильно похудевшем Хемингуэе. Ибрагим был непрост, он содержал рыбный ресторан «Интернациональ» в соседнем квартале, и день-деньской сновал по окрестностям, выискивая клиентов на улице, среди песка, в воде и под водой.
Языка Шекспира Ибрагим практически не знал и это мешало полноценному общению с русскими туристами, среди которых немецким владел один из ста. И, случайно познакомившись со мной в первый день на этом месте, он изо всех сил поддерживал знакомство.
– Привет, как дела? – осведомился турок, вопросительно улыбаясь.
– Спасибо, нормально, – я кивнул.
Ведь у меня в самом деле все было нормально.
По крайней мере, внешне: ежевечерне напиваясь до остекленения, я еще ни разу ничего себе не разбил.
– Почему ты не пришел ко мне вчера? Я тебя ждал.
– Я пил с друзьями, – честно ответил я. – War sehr besoffen…
– Ты мог бы выпить и у меня, – возразил он.
И тут же добавил, покосившись на мой браслет:
– Для тебя, разумеется, это было бы абсолютно бесплатно. Рекламная акция.
Я опять кивнул, Ибрагим опять улыбнулся. В общем из-за первой улыбки: искренней, дружелюбной, заинтересованной, но далеко не заискивающей – я с ним и подружился. Ведь трудно было вспомнить, когда мне так в последний раз улыбались.
Да и вообще, если честно, мало кто улыбался мне так открыто, как турки, причем даже те, которым от меня ничего не требовалось.
–…Ты мог бы выпить и поесть