life?33 – резким, как у павлина, голосом спросила она.
– We do not have private family life for a long time. And never were,34 – тихо ответил ей муж. И Яковлеву: – Извольте. Если это так надобно… Только прошу вас учесть: мальчик не просто болен. Он мучительно болен. И каждое раздражение…
– Прекрасно понимаю вас, Ваше величество. Не волнуйтесь, – заверил комиссар. – Я не доставлю вашему сыну неудобств.
Николай взялся за спинку коляски, однако, совершенно неожиданно к нему подошел Яковлев и учтиво, но твердо заявил:
– Позвольте, я помогу вам, Ваше величество!
Николай от неожиданности отступил на шаг, а комиссар, не ожидая ответа, уже быстро покатил коляску с испуганной Александрой в коридор. И на этот раз он сделал верный психологический ход: отделил царя от царицы, чтобы Александра осознала, что она в прямом и в переносном смысле в руках Яковлева и стала сговорчивее.
Строй «почетного караула» в коридоре был на месте и в недоумении глядел, как красный комиссар прислуживает бывшей императрице. Яковлев шагал быстро, Николай не успевал за ним, сбивался с шагу и говорил на ходу:
– Только не надо бы так много народу, Василий Васильевич. Это ни к чему ведь – не стоит беспокоить больного…
Яковлев кивал на каждое слово Николая, однако, скорости не сбавлял. Но когда они подошли к двери в комнату Алексея, Николай решительно стал на пороге:
– Я не считаю необходимым, чтобы сюда заходило так много народу!
– А хто ты такой, чтобы нам давать приказы? – возмутился Заславский. – Кто здесь начальник? Забыл, кто ты есть такой после семнадцатого года?
Николай не отвечал. Он крепко вцепился обеими руками в доски дверного проема, слегка побледнел, на скулах под его рыжей, в седых пятнах бородой заходили желваки.
– Отойди в сторону, я сказал! – крикнул Заславский и выхватил наган из-за пояса.
Николай побледнел еще больше, но не двинулся с места. Он бросил взгляд на своих свитских – те тоже стояли окаменевшие.
Яковлев решительно стал между царем и Заславским.
– Вы, как отец, совершенно правы! – быстро и громко сказал Николаю комиссар. – И исключительно в вашей воле – кого пускать к больному ребенку, а кого нет, – он слегка отодвинул Заславского. – Я пройду вместе с вами. Один. Или с Александрой Федоровной. Разрешите, Ваше величество? – обернулся он к ней.
Красные пятна еще сильнее разгорелись на лице Александры. Больше всего сейчас ей хотелось вскочить, вбежать в комнату, обнять сына и защитить. Поэтому она не сразу поняла, о чем спрашивает комиссар, и он, уже громче, повторил:
– Надеюсь, вы разрешите, Александра Федоровна, только мне одному пройти с вами к Алексею Николаевичу?
И в этот момент появилась Новосильцева.
От нее исходила свежесть небольшого морозца, румянец во всю щеку, серые глаза искрились, легкая улыбка была адресована всем и никому одновременно. Она была в черной шерстяной юбке, кожаная куртка плотно облегала фигурку, на ногах – румынские ботиночки,