ничего не отвечайте! Не говорите! Я отгадаю сам.
Он на несколько секунд задумался.
– Так: некто решил похитить бывшего цесаревича и на аэроплане отвезти его по воздуху в Зимний дворец! – он приподнялся на локте, потом с усилием сел, прислонившись спиной к гобелену на стене. – Так вот, передайте поручику Мировичу38: цесаревич не хочет освобождаться. Пусть Мирович оставит здесь аэроплан, а сам уезжает.
Яковлев отметил, что у мальчика явно повышенная температура – на это указывал не только стеклянный блеск его глаз, но и его болезненно-эйфорическая речь.
– Алексей, что за глупые шутки! Следи за языком, – рассердился Николай. – Кстати, с гостями принято здороваться!
– Так ваша фамилия не Мирович? – продолжал допытываться Алексей, не обращая внимания на отца. – И аэроплана у вас нет?
– На этот раз я без аэроплана, ваше высочество. Здравствуйте, Алексей Николаевич! – произнес в тон ему Яковлев. – Но если мы с вами действительно поедем, то я бы отвез вас не в Зимний дворец, а, скорее, в Кремль.
– Вот оно как! – воскликнул мальчик. – Ну что? Что я вам всем говорил? – обратился он к родителям. – Говорил я вам, что нас отсюда увезут! А вы мне не верили… А я знал! Ждал! Когда едем? Я готов! Едем – куда угодно, хоть в Кремль, хоть в «Лефортово»39! Только подальше отсюда… Я же говорил, папа, – повторил он, обернувшись к отцу, – что нас отсюда увезут. Рано или поздно.
– Конечно! – осторожно заметил Николай, явно не разделявший оптимизма сына. – Куда-нибудь да увезут, – да… Или, может быть, ты знаешь определенно, куда?
– Догадываюсь! Даже знаю наверняка! – ответил Алексей.
– Тогда помолчи, если в тебе осталась хоть капелька воспитания! – приказал отец.
– Alexis, но нельзя же так себя вести, когда к тепе пришли гости, – добавила Александра.
– А что? А что я такого сказал? – удивился мальчик. – Что же, и пошутить нельзя?
– Шутить – можно, но только в том случае, если в твоей шутке достаточно ума. А если не хватает, то это уже не шутка, а нечто иное, – неодобрительно сказал отец.
Доктор Боткин все еще держал на весу ложку с микстурой.
– Алексей Николаевич! – напомнил он. – Мы не закончили. Я не могу так долго держать декохт.
Мальчик чуть скривился, закрыл глаза, но, видимо, передумал, открыл их и, демонстрируя выдержку, спокойно проглотил лекарство.
– Совсем не горько! – сообщил он. – Очень даже хорошо. Могу еще!
– Извольте! – Боткин поднес ему еще ложку.
Отказываться было поздно. Мальчик проглотил и эту порцию и сразу повернулся к комиссару Яковлеву. «Да, дружок, я все вижу, – подумал комиссар. – Тебе хочется быть сильным и волевым. И, прежде всего для самого себя, а не для того, чтобы тобой восхищались другие. Ты хочешь победить свой недуг, свою несчастливую судьбу, которая отказала тебе в том, чем наделила большинство других детей в мире, даже самых бедных…»
– Итак, ваше высочество… – вслух сказал Яковлев.
– Погодите! – перебил его Алексей. –